Интервью с Ириной Доброхотовой

Худрук дома моделей. Республиканский Дом моделей КазССР как часть системы.

КОРР: Ирина Александровна, ну, давайте возьмем за условный рубеж 1975 год. Какой была мода на тот момент в Казахстане, и как она развивалась дальше? Что было интересного?

И.Д: Как-то одна француженка очень остроумная, ее спросили – какой лучший возраст в жизни женщины? Она сказала: «Самый лучший – это 10 лет между 27 и тридцатью». Ну вот, я как раз в это время пребывала в этом возрасте, то есть, это в тот момент, когда женщина согласится признать, что ей 30 лет. Мне было где-то 35 там лет, и это действительно самый замечательный возраст женщины, когда еще не думаешь о том, что молодость пройдет. А за то появляется самодостаточность, уверенность к этому времени. Я была уже 10 лет художественным руководителем Дома моделей. Республиканского Дома моделей Министерства легкой промышленности Казахской ССР, который долгое время был единственным нашим собственным центром.

КОРР: А где он располагался?

И.Д: Ну, какой вы наивный молодой человек еще. Это перекресток Карла Маркса и Максима Горького. Карла Маркса, 45 – там, где сейчас стоит вот это большое здание. К этому времени оно было уже полностью достроено всеми этими самыми демонстрационными залами и так далее. То, что сейчас называется Академией моды «Сымбат». Которая вроде недавно с большой помпой отпраздновала свое якобы шестидесятилетие. Удивительно, правда, что меня на этот юбилей не пригласили.

КОРР: Забыли?

И.Д: Вот и нет, не забыли. Я была, значит, 10 лет художественным руководителем Дома моделей и все еще оставалась самым молодым худруком в нашей, так сказать, всесоюзных этих самых иерархии, ну, как, столпов моделирования.

…Именно 70-е годы, они очень интересные во многих отношениях. Во-первых, к этому времени сформировалась система управления моды в Союзе едином и нерушимом. Значит, существовала Всесоюзно-эстетическая комиссия, в руководстве которой яростно за лидерство сражались Общественный дом моделей и Минлегпром. Ну, это было все очень забавно. Значит, сложилась вот эта система управления моды: в Союзе было 38 домов моделей.

КОРР: А в Казахстане сколько?

И.Д: В Казахстане один. По одному союзных республиках, 5 на Украине и 18, по-моему, в России. Единственная республика, в которой вообще не было – Таджикистан: вот в Душанбе Дома моделей не было.

КОРР: А почему у нас так мало?

И.Д: А потому, что в то время был вот этот Дом моделей, который был, собственно, центральным. Так полагалось. Вот это была система Министерства легкой промышленности. Эти все наши дома моделей, они были, ну, как бы центральными моделирующими лабораториями, которые просто разрабатывали ассортимент для всей республики. Ну, вот как раз к этому самому 75 году у нас тоже все так сказать устаканилось, все сформировалось. Смысл домов моделей был в чем? – что мы разрабатывали ассортимент, весь ассортимент для всех 18 швейных предприятий республики, которые принадлежали Министерству легкой промышленности. Видите, в какой-то момент это имело смысл, потому что, ну, собственно, подъем легкой промышленности начался где-то с 65-го года, косыгинские эти самые реформы. И вот дом моделей был такой четкой этой самой структурой в системе вот этой вот промышленности. Мы разрабатывали все – от хлопчатобумажного платья для девочки ясельного возраста до мужского зимнего пальто. Такое, знаете, «пальто членов Политбюро», еще «шахтерское» называлось – из дерматина, солидное, с каракулевым воротником.

КОРР: А почему «шахтерское»?

И.Д: Не знаю, может быть, потому что фабрика по выпуску их находилась в Караганде. Ну, может быть, потому что опять-таки вот шахтеры, они были относительно высокооплачиваемыми людьми. К 75 году хорошо определилась и наша, так сказать, легкая промышленность. Началось техническое перевооружение легкой промышленности. Началось формирование кадров уже в значительной степени, потому что когда я в 65 году приехала в Алма-Ату, я была единственным художником, специалистом с высшим специальным образованием здесь на всю нашу промышленность и республику. Тем более, образование перед тем было построено так, что в тот год, когда я кончала институт, он был единственным, кто готовил таких специалистов. Считалось, что это вполне дотстаточно

…Это был Московский текстильный институт прикладного искусства. В тот год нас выпустили, по-моему, человек 12, наверное. Это, значит, на весь Союз нерушимый. Чуть позже появилось еще аналогичное заведение: факультет в Питере, в Ленинграде, Мухинское училище. А вот в Прибалтике – там были свои школы прикладного искусства, но на уровне как бы техникумов. Вот. И вот к этому времени, к 75 году, уже приехали следом за мной другие специалисты. Ну, вот такие, как Алла Петровна Птицына, которая там сейчас, в «Сымбате»; Лена Еремина. Ну, приезжало-то много народу, но очень быстро и уезжали.

…Кроме того, мы начали к этому времени формировать свой коллектив из выпускников нашего Алма-атинского техникума легкой промышленности. Сейчас это колледж- сервис. Он тоже был единственный на всю республику. Ну, я бы не сказала, что там была плохая-хорошая подготовка. В общем, стартовая. И из этих выпускников – в те же самые 70-е годы, тогда же была система образования за счет предприятий – мы своих этих выпускников направляли учиться. Это вот такие потом талантливые художники, как Лиля Саловатова, Маша Дик, Таня Дениско. Но, к сожалению, наша профессия, она, кроме таланта художника, требует других качеств.

…Это был такой интересный период, когда со мной на улице вообще и в Алма-Ате, и в других городах почему-то заговаривали по-английски или спрашивали: «Простите, Вы говорите по-русски?», на что я отвечала: «И только по-русски». Ну, вот, я, в общем, такая, уверенная в себе. К этому времени наш Дом моделей завоевал хороший статус в семье этих наших домов моделей. У нас, правда, была постоянная конкуренция с ташкентским Домом моделей, когда мы были уверены, что мы самые лучшие, а они были уверены, что они лучше. И в результате любого совещания мы приезжали с уверенностью, что мы победили, а они с такой же уверенностью, что они победили. Уж очень это трудно доказывать.

…Ну, мы съездили в Болгарию – это 72 год, по-моему, в Лейпциг, в Италию. Поездки постоянные были. То, значит, Алма-Ата у себя принимала 5-6 домов моделей – как это у Ильфа и Петрова: один ведущий, другой завидущий. Ну, кто-нибудь там – Ленинград, Таллин, — кто-нибудь один у нас были лидерами. Ну, опять таки каждый из них считал, что он лучше всех. Или мы ехали или в Ташкент, или куда-нибудь там тоже в Таллин, Киев – в общем, где-то вот так. То есть, катались. Недавно я встретила одну нашу бывшую манекенщицу, у нее определенная шоу-программа (по-моему, «Мисс Профессиональная модель»). Она мне говорит: «Как было хорошо – вот мы везде ездили, и не надо было думать, где взять денег. А сейчас так трудно с этими спонсорами…» Я говорю: «Ну, да. Но зато ты в то время работала за 80 рублей в месяц и все».

Казахские национальные ткани.

Приходилось очень много выкручиваться, просто не было тканей. Ткани не было вообще. Я подумала: что в Казахстане у нас национальный материал? Естественно, в природе Казахстана никогда никакие ткани не производились. Производились только кожа и войлок. Я запаслась письмом от министра (причем, это было легко сделать, потому что я сама писала это самое письмо, относила его, мне его перепечатывали на бланке. Ну, или директор туда с ним шла). И мне…

КОРР: Кто был министром?

И.Д: Ибрагимов. Я еду в Уральск. Там был кожзавод, где как раз в это время немцы проводили какую-то технологию изготовления перчаточной кожи из сайги. Я с этим письмом в эту самую лабораторную. Я набрала этой самой «сайги» разных цветов. Ну, в общем привезла, и половина нашей коллекции была сделана из кожи сайги. Это оказалось настолько в струю, потому что следом за этим кожа стала… Помните, когда ни одного деятеля культуры на экран без кожаного пиджака не пускали. И мы даже смеялись: мол, это у них там из реквизита, так сказать, одевали. Потому что кожа, кожа – это было потом. В общем, оказалось как-то очень в струю.

Плановое производство. Ассортимент.

Дальше наша ситуация с модой была такая. Во-первых, у нас были предприятия, которые существовали в системе вот этой самой плановой экономики. Вы не поверите, до каких анекдотов доходило. Вот, скажем, фабрика, которая выпускает детские хлопчатобумажные платья. Сейчас вообще такого ассортимента нет. Вот. У них записано: «платья детские хлопчатобумажные». И вот мы на художественном совете выпускаем сарафанчик. А они говорят: «Это не наш ассортимент!» И прошло бог знает сколько времени, прежде чем где-то в начале 80-х или в самом конце 70-х было выдано циркулярное письмо о том, что под платьем подразумеваются и другие виды ассортимента, как то: халаты, сарафаны, комплекты, и так далее. Потому что любая проверка – и вдруг они нарушили свой ассортимент! Им это исключат из выполнения плановых. Можно выпускать, но сверхплана. В общем, вы знаете, это настолько удивительно. У нас существовали художественные советы, которые каждое изделие утверждают, на него художественная документация выдаётся, на это самое вот такое платьишко, когда оно утверждено, с подписями и печатями: это является документом на производство вот такого вот ассортимента.

Проводится художественный совет по трикотажу. Сидит комиссия. Предстателем комиссии был или замминистра, или начальник управления. Сидит председатель комиссии Михаил Игнатьевич Заварзин, царство ему небесное. Хороший был мужик. На стол выносят кипу так называемых голубых невыразимых дамских панталон. И утверждать надо новые модели. Ну и вдруг из торговли кто-то задает вопрос: а что, собственно, здесь нового? И ему отвечают: совершенно другая форма ластовиц. Михаил Игнатьич разводит эти самые штанинки, и смотрит на эту самую форму ластовиц. Вот так одевали простых советских граждан. Весь ассортимент, который им полагался – он сводился, ну, буквально: «платье женское хлопчатобумажное», «халат женский хлопчатобумажный», «платье женское шелковое», «платье шерстяное женское», «пальто демисезонное», «пальто зимнее». И все. Это вот то, что нам полагалось. Пальто зимнее мы шили из драпа, весом примерно 450 граммов метр квадратный, с овчинными воротниками на двух слоях этих самых. Еще никаких курток не было. Предел мечтаний советской женщины – это драповое пальто с норковым воротничком. Чем он больше, тем престижней, но в основном воротнички были площадью 5 дециметров, потому что вся советская промышленность производит не ассортимент, а показатели. То есть, столько-то штук, столько-то метров и так далее. Какая там конкуренция! Мы получали, что вот такая-то Актюбинская фабрика столько-то детских платьев должна поставить в Карагандинскую область, в Петропавловскую, в такую-то и такую-то. И сама в свою очередь купит столько-то ткани метров у АХБК, а столько-то у Барнаульского комбината (ну, это уже в Союзе). Когда сейчас любому производству вдруг говорят – нам нужно не то-то, а то-то, то вопрос решается за два дня. А у нас весь вопрос об ассортименте решался за два года вперед. На весь следующий планируемый год было известно, что будет производиться с января месяца и по январь следующего года. Такая вещь, как потребительский спрос, никого не волновала. Если в области проживает такое количество мужчин, то, значит, считалось, что мужчинам надо одни штаны на 3 года – вот такое-то количество штанов туда и направлялось. Это все было.

Соцсоревнование среди домов моды.

С другой стороны, все дома моделей, все творческие эти самые коллективы, они соревновались между собой. То есть, делалось абсолютно нечто такое, что никакого отношения не имело к тому, что производиться. Причем, мы работали вот в таких вот условиях – зажатые, лишенные всего. Техника была уже изощренная, мы как-то умели из ничего делать нечто. Только это не имело абсолютно никакого отношения к тому, что делалось. Как было написано в моей книжке, самое прикладное из всех прикладных искусств превратили в чистое. Вот где-то там за границей подходит на выставке кто-то, что-то хочет купить. Упаси бог! Я его как привезла, я должна его так же и увезти. Глаза на лоб лезли, когда такие вещи происходили.

КОРР: А вот Вы говорите, что соревновались в том, кто какие выезды получает. Куда мы ездили?

И.Д: В основном это было раз в три года. Болгария, ГДР, Чехословакия, Италия… И последняя, уже перед самым концом, собственно, коллекция, которую сделал Дом моделей (но повезла ее уже Асанова), это Франция. Ну и плюс ко всему, мы каждый год участвовали – это были поездки в Москву на регулярные Дни Казахстана. Или когда в Москве проводились эти самые тематические сериалы. Везде проводились такие. Допустим, тема: «Пальто». Где-то проводится тема «пальто» — мы везем пальто; где-то проводится в Могилеве «шелковое платье» — едем с шелковым платьем. Я вообще все это время прожила в самолетах, потому что это было 4-5 выездов, вылетов куда-то за пределы. Практически ежемесячные полеты, как я называла, по епархиям: то Караганда, то Усть-Каменогрск, и так далее. То их проверяешь, то им помогаешь, то еще что-то.

Манекенщицы.

КОРР: Никто никогда не пытался остаться за границей из наших?

И.Д: Ну что вы, мы не так воспитаны. Да и не тот уровень: никому мы там были не нужны.

КОРР: А вот как оценивали наши коллекции, нашу одежду?

И.Д: Видите, когда красивые женщины показывают красивую одежду, это всегда оценивается хорошо. Тем более что манекенщицы были у нас замечательные. Это была одна из составляющих нашего моего счастья. В общем, я в это время была очень счастлива. У манекенщиц опять-таки было штатное расписание. Вот их там полагалось держать вот столько-то, например. У нас такие были потрясающие манекенщицы! Сейчас в Алма-Ате, по-моему, 28 только этих модельных агентств ищут. Плюс всякие конкурсы: «Мисс мира», «Мисс Европа»… Ну, масса. «Мисс Профессиональная модель», «Мисс Туризм», да, то, чем Антоненко занимается. А тогда их было всего несколько. И вот был один период, когда вот была Галя Шатенова, когда она у нас появилась. Это была красавица такого уровня! Она у меня работала за 80 рублей. Это фантастика.

…Но был период, когда мы как-то все очень дружили: Галка, Аспет, наши парни, обожаемая моя полная Светлана Михайловна, Галка Абдрахманова – в общем, великолепный был совершенно состав. И, кстати, сегодня как раз опять-таки я видела по этой самой «Культуре»: там тоже вспоминали вот этих первых манекенщиц, какая-то такая передача. Не было у нас ни визажистов, ни парикмахеров: она должна была все делать. Начесывала на себе волосы, накрашивала. И они были удивительно артистичны, их все-таки было мало, но они были все личностями. Вот сейчас манекенщица как выходит – ей как образ сделали, так она и пронесет. А мои очень любимые девчонки – она могла показать в начале показа хипешку, а в конце выйти или в образе леди, или новобрачной там. То есть, их было очень мало, и они были другие. Я не хочу сказать, что сейчас всё хуже, но, понимаете, это моя молодость. А то, что сейчас происходит, мне безумно интересно.

Писк моды.

КОРР: Что еще тогда носили, что было модным в те времена?

И.Д: 90% советских женщин одевалось в юбки и трикотажные кофты. Модными были, конечно, джинсы. Вообще было высоко значение, престиж нарядной одежды. Люди очень много этим занимались, то есть, над каждой привезенной откуда-то кофточкой собирался весь коллектив со всех этажей, охали и ахали. В это время у нас уже появились, правда, в ограниченном количестве импортные вещи через особые склады. Ну, с особых складов что-то полагалось первым леди, но что-то и утекало. Появились «бергхаузовские» пальто, австрийские сапоги.

Как Вы сами понимаете, это попадало к первым леди и заведующим овощными базами. Я никогда не забуду – это была потрясающая сцена, когда, значит, база, грязь, машины, вагончик… И из этого вагончика выходит крупная дама в этом вожделенном бергхаузовском пальто, в австрийских сапогах, в бриллиантах, такая крупная блондинка, и она, значит, по-русски чешет водил каких-то.

Знаете, не у всех был доступ к моде тогда. Была система «ты мне – я тебе».

Появился в то время уже такой новый материал кримплен. Тоже его там делили по метрам. У нас была одна замечательная дама – она была начальник торговой базы одежды. Так значит она, получив очень интересный кримплен, одну штуку оставляла, а остальное отправляла куда нибудь в Гурьев, чтобы здесь поделить, и чтобы был только у нее, и там значит у некоторых. Запросто такие вещи делались.

…И вот однажды какой-то у нас гастрольный спектакль во Дворце Ленина. А тут только что завезли какой-то кримплен, тоже, может, имитирующий панбархат какого-то вишневого цвета. Помню, пришли мы туда, на спектакль, и там первые ряды сидят, как из детдома. Потому что его как раз только завезли, все это первые леди пошили и пришли обновиться на этот престижный спектакль.

Ну, в это время модно было носить брючные костюмы из шерстяной ткани, или вот из кримплена. Спросом пользовался индпошив, хорошие портные. Где был приличный закройщик, туда записывались. К нему подползали – в зубах коробка шоколада или бутылка коньяку. Да.

КОРР: Кого Вы можете назвать в числе закройщиков? Вот я знаю – Пак был мужской мастер замечательный.

И.Д: Пак был, Хакар Ильясов был. Пак, он не наш, а вот Хакар Ильясов, он был «доммоделевский». Такой очень интересный парень, они приехали из Китая, он взрослым уже поступил в техникум легкой промышленности. Потом у нас несколько лет проработал, набрался опыта и ушел.

О конкуренции и информации.

Где-то в это время, уже не помню, в каком году, но примерно в это время, к нашему единственному Дому моделей создали «Макпал». Мы были «Республиканский Дом моделей» — они были тоже «Республиканский дом моделей». Только мы легкой промышленности, а они бытового обслуживания. Когда наши переименовались в Центр моды, они тоже переименовались в Центр моды. И потом одновременно открылась лаборатория при фирме «Казахстан». И тут началось! У них была своя компания, у нас своя. Они постоянно на наши совещания просачивались

…В основе этого «Макпала» была часть специалистов Дома моделей, которые туда ушли. Зоя Елистратова, которая долгое время была его художественным руководителем, Анна Бардина, которая была его главным конструктором, а сейчас преподает в колледже. У Елистратовой – свое дело, которое называется «Зоя и Ко».

Что касаетс информации, то информации не было совершенно никакой. Были три рижских журнала, то есть, прибалтийских: таллинский, рижский и вильнюсский. Был ленинградский журнал мод, общесоюзный журнал мод. Это все.

…Эту самую «Бурду» мы по специальному какому-то письму, по разрешению для Дома моделей резервировали один номер «Бурды», и его надо было выкупать за наличные. Но только как его выкупали, то его наша директор, царство ей небесное, тут же увозила сначала к дочкам министра, и они первые могли его смотреть. Но я, правда, шустрая была такая: я в свое время как-то ухитрилась пробить, чтобы мы все-таки по-моему два или три этих самых глянцевых журнала получали. То есть, не мы, а республиканская библиотека их получала. Ну, опять-таки тут надо было вовремя перехватить, чтобы их дали именно нам на две недели.

КОРР: А кто была Ваш руководитель, которая дочкам министра возила журнал?

И.Д: Таисия Михайловна Брушковская, царство ей небесное.

КОРР: А вот я ещё помню – в журнале «Работница» публиковались выкройки. Или это была мода для бедных?

И.Д: У нас же тоже был журнал «Модалар журналы». Кстати, именно в то время он опять-таки принял пристойный вид. Появился хороший очень фотограф Андрей Репинский, и в общем толковая для тех лет Ирина Долгополова. И мы очень должны быть сейчас благодарны, потому что от нашей истории кое-что сохранилось. Я во всяком случае свою полную подшивку этих журналов подарила «Дизайн моде». Я думаю, что в библиотеках, наверное, все-таки сохранились полные подшивки. И вот сейчас, работая над материалами для портфолио, мы делали портреты дам былых времен. Мне до сих пор за печать, конечно, стыдно – на какой бумаге печаталось, но мне до сих пор не стыдно ни за фотографии, ни за модели. Это все было хорошего уровня.

Показы.

Дом моделей, он обязательно каждый раз каждый год делал две коллекции для показа населению, которые в зале показывались два раза в неделю обязательно, но делалось и открытие. Это делалось во Дворце культуры АХБК – там, где сейчас Театр юного зрителя. Это, понимаете, событие было такого масштаба, что там народ гроздьями свисал с галереи, проникнуть туда было невозможно. В общем, в нашем городе это было все замечательно. Нам потом не хотелось расставаться после этого показа. Я помню, мы однажды поехали то ли к Гале Шатеновой… Да, к Гале Шатеновой, где они только что получили квартиру: там, в общем, ничего не было. Был ковер казахский, расстеленный какой-то. Матрас. Ну, естественно, музыка. И мы там сидели, на этом ковре. Там потом было зрелище для богов: Шатенова Галя и Аспет танцевали друг с другом. Это было так прекрасно, так артистично – ну просто такой выплеск счастья.

Как закончилось изобилие.

Кстати сказать, до 76 года в Алма-Ате было хорошо с продуктами: у нас было все, приезжали люди удивлялись. А в 76 году – это я точно помню – приехал Брежнев. Димаш Ахмедович похвастался, как мы хорошо живем. Брежнев сказал: «Поделиться надо», повесил звезду, и с тех пор в Алма-Ате мы продуктов не видели

КОРР: Говорят, это Суслов, серый кардинал, сказал: «Тут в других союзных республиках люди недоежают, а вы жируете…»

И.Д: Да, примерно, только у нас это был Брежнев. Ну, может быть, я про Суслова не знаю. Возможно, потому что Димаш Ахмедович посадил и прям провез по магазинам, и там оказалось, что у нас там все везде. И с тех пор мы, значит, продукты не покупали, доставали до начала нынешнего изобилия.

70-е: прорыв в моде.

Теперь несколько слов о том, чем были 70-е вообще, так сказать, в аспекте культуры, одежды. Это были замечательные годы и последние.

Есть такое удивительное положение, что вот как бы ни менялся стиль, оформление, образ одежды, но все виды кроя европейского костюма были изобретены в 13 веке. И вот при всей этой разнице в то время в костюме ничего другого не было придумано. Потому что в 13 веке отрезали лиф от юбки в женском платье, и наши все виды кроя рукава там, реглан цельнокроеный – больше нечего придумать. Какой бы он ни был, такой или вот такой, все равно вот эта пройма, сочетания рукава и проймы – все это было придумано тогда.

Так вот, 70-м годам предшествовала революция 64-го года, появление молодежной моды с этими мини юбками, брюками, шортами, и все появление этой вот самой молодежной моды. И вот единственный образ этой манекенщицы Твигги без тела, то есть, этот кузнечик: глаза и ножки да это самое. И вдруг, как бы это сказать, как художники они к этому времени раскрепостились, они вот просто поняли вот это направление поиска. То есть, то тоже называется классическая элегантность 50-ых годов. Один Диор чего стоит. Но это было время гениев. Да.

… Но метод поиска в моде был открыт в 70-ые годы. Значит, за эти 70-е годы была установлена длина миди-мини-макси, брюки любой ширины, любого фасона и на все виды ткани и на все виды одежды. Потом «спортвеар», то есть, спортивная одежда как повседневная городская, то есть, неспортивная одежда в спортивном стиле. И кажуал, то есть, соединение в одном костюме разных идей. И фольклор, то есть, национальный – Ив Сен-Лоран, его костюмы ля-рюс.

…Теперь каждый грамотный модельер может выбрать себе и сказать: я делаю тибетскую коллекцию, и сделать. А я сделаю конструктивистскую коллекцию. И это может все сейчас существовать. Вот открыт был принцип, что мода – это то есть гардероб человека, это конструктор. Да. В конце 60-х идеальным считалось, когда платье и пальто из одной ткани или платье и подкладка пальто из одной ткани. То есть, вот этот вот ансамбль совершенно вот так вот сделанный мастером. После этого сказали: нет, гардероб современного человека, он делается по принципу кубиков. То есть, отдельно блузки, отдельно брюки, и все дальше зависит от вашего вкуса и личности.

…Вот это вот все было сделано. Ну и дальше было сказано, что все развитие будет идти по пути развития технологии. Так было и в 19 веке, и в 18-ом — когда каждая новая мода как бы разоблачала, отвергала как нелепую, предыдущую: мол, надо же, какие дураки были… Вот мы теперь умные, а они какие были дураки. Теперь мы все прекрасно знаем, что никто никакой не дурак, а все может существовать. И вот, собственно, всё это было сделано в 70-е: с тех пор ничего нового не прибавилось. Потому что – ну что значит мода? Говорят: вот, мода! Ну какая это мода? Это не мода, это предложения, авторские предложения. А модой станет то, что из этих сотен тысяч предложений одна какая-то идейка как-то завладеет, закрепится и станет узнаваемой.

КОРР: Ирина Александровна, а можно сказать, чем мода 70-х в Казахстане отличалась от моды 80-х и от моды, допустим, 90-х?

И.Д: Отличалась так же, как и во всем мире. Допустим, в 70-х появились дубленки. Потом они тоже сохраняются. А в 80-х появились пуховки. То есть, это в принципе то, что считалось модным, это было не далеко от того, что считалось модным.

КОРР: А в 90-х что-то появилось?

И.Д: Я же говорю – развитие технологии. Ну, опять-таки, в 70-х – кожа, к концу 70-х – началу 80-х кожаные пиджаки, кожаное пальто, кожаные брюки… Сейчас оно тоже остается, и многие носят. Дубленки носят все — это уже нормальный ассортимент, а когда-то был писк моды. Там эти бергхаузовские пальто, потом, значит, пуховки, потом в какой-то момент вдруг появляются монбуты – надутые эти. Бывало смешно – вот идет женщина, у нее такое классическое драповое пальто приталенного силуэта с песцом, а на ногах у нее розовые монбуты.

КОРР: В 80-е, да?

И.Д: Монбуты, да – это начало 80-х. Вот появляются вот эти вот монбуты, там появляются кроссовки, ну, джинсы, они, конечно, все время. Просто у нас очень трудно было реализовать свои модные претензии.

Но тем не менее, тут есть еще одна такая особенность. Приезжал знакомый художник из Израиля, наш алмаатинец Миша Апорт. Он говорит: «Я обалдел в Алма-Ате – ну такие красавицы, я всю голову отвертел, очень много красивых!» Ведь это, знаете, вам кажется, потому что если вы встретите за день трёх красавиц, то вам кажется, что они все такие. На самом деле, если вы посчитали, то просто других вы не видите. И вот, поскольку опять-таки, в связи со способностью человека выхватывать, то Алма-Ата оказалась в это время городом модно и достойно одетым. Потому что вы видели одну хорошо одетую женщину…

КОРР: «В это время» — Вы какие имеете в виду годы?

И.Д: И 80-е, и 70-е. Просто алмаатинцы очень старались, и сейчас очень стараются. Я вон приехала в прошлом году из Москвы и говорю: нет, не в Москву приехала. И говорю племяннице: «Слушай, как Москва одета? У нас в Алматы стараются, у нас наряжаются, а в Москве совсем уже нет». Она говорит: «Подумаешь! А в Париже еще хуже». Понимаете, у нас все еще престиж, что надо нарядиться, что надо одеться – он еще высок. А в других местах становится что-то вроде стыдно и глупо. Ну, за исключением там каких-то специальных тусовок, где положено. У нас это было очень высоко и разными способами с помощью индпошива.

…Хотя, именно в конце 80-х – это было ближе к финишу, в конце 80-х – прошло шикарное переоборудование Гагаринской швейной фабрики, которая шила пальто. И если бы не развал СССР, не перебои с сырьём, «Гагаринка» могла бы шить хорошие пальто: уже было прекрасное оборудование.

Перевооружение было большое. Вообще, в 70-х годах мы эту легкую промышленность двигали, раздвигали, переоборудовали – и вот, казалось, вообще завтра будет лучше, чем вчера. В 70-х, до конца 70-х как-то жили надеждой.

Ещё вспомнила: опять-таки в 70-х все шили платья себе, блузы из платков. Потому что тканей не было, поэтому купишь всяких цветных платков себе, нашьешь этих самых блуз. Вот все художники ходили в блузах. Потому что это было важно как ты одет. А на то, чтобы достать хорошую вещь, полжизни можно было потратить. Ну, спекулянты были, фарцовщики, индпошив: очень старались.

«Цеховики».

КОРР: Приходилось ли Вам сталкиваться с «цеховиками»?

И.Д: С «цеховиками» мне сталкиваться уже непосредственно не приходилось. И я думаю, что в Алма-Ате их не было. Какие-то были там параллельные структуры, на фабрике в производстве обуви. У нас был в Алма-Ате «цеховой» скандал крупный, но это было до того, как я приехала.

КОРР: А, может быть, Вы что-то знаете – расскажите, когда это было.

И.Д: Ну, я приехала в первый раз в 64-м году еще, на практику в этот Дом моделей, знакомиться, собственно, со своим будущим местом работы. А это, видимо, произошло за год или за два: где-то в 62-м, в 63-м году. Это какие-то были трикотажные цеха, и вот мои будущие коллеги делились сплетнями по этому самому процессу – суду. Как вы понимаете сейчас, тоже там люди переживали. Рассказывали, что вот она была такая богатая, что на субботу и воскресенье с любовником летала искупаться в море. Это больше всего поражает людей. Когда ее осудили, она сказала: «Ну, я хоть что-то от жизни взяла, хоть пожила». Что-то в таком роде. Ну, конечно, крупно осудили.

Ну, какие «цеховики»? Ну, работали многие женщины, ну, собственно, все наши, например, помимо того, что они работали – все шили на дому, все, кто умел шить на дому. Как перед праздниками, перед Новым годом, перед 8 марта особенно: хоп – половина наших портных все на больничном. Почему? Ну, она шьет своей врачихе, та ей, значит, больничный выписывает. Все об этом знали.

КОРР: Относились с пониманием, да?

И.Д: А что ты сделаешь? Больничный нормальный, запись сделана, аспирин прописан.

О современной моде.

И вот с тех пор, значит, что собственно изменилось? Тогда было сказано, что все пойдет по пути развития технологии. То есть, идет обновление, невероятное обновление тканей. В одних и тех же формах повторяются. Сами видели: всякая вот эта тесьма, все эти клеевые вышивки. Теперь не надо эту самую вышивочку сидеть ковыряться: раз – и приклеилось. Одновременное сосуществование всех абсолютно стилей.

Теперь модельер – это массовая профессия: у нас только в Алма-Ате теперь выпускают десятками.

…Последняя попытка создать фэшнпространство в Алматы – это были «Сезоны Востока». Но, видите, моделировать, конечно, это при наличии хотя бы каких-то данных можно. Но самое сложное, что на этом надо зарабатывать. Понимаете, вот этим прокормиться. А это очень мало кому удается.

Чем очень отличается современная мода от того, что было. Это совершенно принципиально, это что-то другое. Во-первых, это ее массовый характер: потребителей моды стало невероятно много. Если, например, во времена Матушки Екатерины потребителей было, ну, не знаю – там 100 человек, или полторы сотни на всю Россию, то сейчас…

…Конечно, дело все в том же самом Билле Гейтсе: информация сейчас мгновенно распространяется. Когда-то вокруг того, кто из Парижа вернулся, специально собирались, чтобы узнать, что в Париже носят, а теперь – пожалуйста, в любой дыре включайте и смотрите. Кто хочет купить эти самые программы с выкройками, с чем угодно – пожалуйста. Мы перестали быть хранителями тайны египетских жрецов. Мы перестали быть единственными хранителями информации. Модельеров куча.

…Кроме того, сегодня в мире для богатых людей одежда – не мерило их социального статуса, и там ходят в тех же самых джинсах, в чем угодно. А, наоборот, в более нижних слоях одежда играет более важную роль. Я давно сказала, что мода – это способ отъема денег у населения.

Допустим, я, как и многие, считаю, что мы нагламурились. С этого блеска уже мутит. Поэтому, значит, идет направление на крайний такой минимализм, на крайний буквально аскетизм, чтобы ничего лишнего – вот это мне тоже близко. Потому что эта мода-то основывается на качестве пропорции и форме.

…А блестки, бриллианты и все прочее – те, кто их выпускает, они же тоже все хотят кушать, это же уже существуют целые производства. Если эти самые Сваровские выйдут из моды, то там 1000 людей останутся под забором. Каждый модельер, он фактически обязательно связан с какой-то корпорацией, которая заинтересована поддерживать моду. На том, что можно выпускать, у них, конечно, производство тоже обновляется, но надо держать, пропагандировать. Ну, людей так много, что можно, как видите, все можно. То есть, это уже совершенно другая система, в которой все меньше и меньше остается такой вот этой массы.

Словом, вряд ли там возможно сейчас какое-то проявление индивидуального, индивидуальной гениальности. Потому что известен алгоритм.

Я вот смотрю и думаю: это могу, и это могу… Ну, иногда, когда очень сложная такая вот ручная работа – это не могу, потому что у нас таких ручек нету. Вот.

Леон КОСТЕВИЧ


Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *