О раннем детстве
Я люблю боевые виды, я с детства был таким…. Дома у меня была интеллигентная атмосфера — музыка и театр. А на улице у меня была атмосфера: ты, Генок, иди сюда, дерни пару раз. Мне давали эту косушку, сидели воры в законе, дерни. Мне приходилось. Иди, Генок, учись музыке, ништяковый пацан, — на меня говорили. Нормальный, свой. Пацаны, вы его охраняйте. Но иногда меня тоже заставляли: ну-ка оттяни вот этого фраерка. Я говорил: э! Тот: да ты что! Сзади: ты как с пацаном говоришь! Это же улица… Я ходил с финкой в кармане. Финак. Был в перьях, в сапогах отвернутых. Ходил я, ты что, идите сюда, пацаны…. Все это же я прошел. Кстати, это хорошая жизненная школа. Этот сплав соединений. Интеллигентной атмосферы дома. Бабушка моя говорила портмоне, ридикюль…. И я: «бля буду». И оно этот мужской характер очень и очень неплохо выковывал. Поэтому мое поколение никогда в жизни колечко сюда не вставит.
О музыке
Сам я работал в джазе, когда-то я закончил музыкальную школу, училище — три курса по фортепьяно. Поэтому я преподавал в ташкентской консерватории общий фортепьяно. Работал в ресторане ШАРКЮЛДУЗ, там был такой. Я в джазе работал, за что меня несколько раз выгоняли из консерватории, тогда нельзя было джаз играть. Это считалось, ты пособник американцев, шпион. Это время формировалось. Но поскольку я знал, что из меня Рихтера не получится, а я хотел быть только Рихтером. А сидеть где-нибудь в опере, в оркестровке или руководить в цирке, мне этого не хотелось. Но я всегда знал, что я буду хороший артист. Вырос в театре. Поэтому я поступил в Петербурге в театральный институт.
Первые роли
С юности я играл д’Артаньяна, Теодора, все время в лосинах, я играл всяких принцев и всяких королей. В общем, играл таких красивых, респектабельных, фрачных героев. Называлось еще фрачный герой, герой-любовник.
Приглашение на работу в Алма-Ату
Алма-Ата произвела на меня впечатление такое двоякое. Во-первых, город-сад тихий такой, сонный. С одной стороны — он зона отдыха, что я очень люблю, а с другой стороны, он такой тихий до невозможности. Что первое мое движение, желание было вернуться назад во Владивосток. Который – порт, гремел и шумел. Ну, в общем, остались мы. Я первый бенефис, поручик Лермонтов Паустовского, жена моя играет Мусину-Пушкину. Нас, значит, взяли в театр, отрепетировали мы сразу, едем на гастроли в Малый театр. Представляете такое в 24 года, в Малом театре, когда тебя вплоть… поднимают на руках, цветы, тогда еще зафункционировала гостиница Россия, прекрасный номер. Мне казалось, я все, на верху славы. Вот так состоялось мое знакомство с городом Алма-Атой. Поэтому, поскольку оно было очень… квартира хорошая на Масанчи. Такой дебют — и меня Алма-Ата засосала.
О людях и о городах
Могилевский был такой главный режиссер, который меня и пригласил в театр. Абрам Леонович Могилевский очень хороший режиссер. У меня воспоминания: Могилевский, Сулимов. Вы знаете с 67 года (оговорка) я здесь, до сегодняшнего дня это мой город. Город своеобразный, красавец конечно. Я вообще, признаю: я обожаю Москву, вот многие не любят…. Я безумно люблю Питер. Причем мне нравится климат Питера с его дождями. Это, наверное, память предков. У меня дедушка бабушка — они питерцы. Дед у меня был начальник Шлиссельбургской крепости, генерал царской армии он был. Бабушка у меня была графиня. Бабушку мою сослали, когда дед бежал во Францию с Деникиным. Мою бабушку сослали в Актюбинск, где я родился, поэтому я коренной казахстанец так вот случилось.
О Казахстане как таковом
В Казахстане мне нравится только один город – Алма-Ата. Я бывал во всех городах Казахстана, все это прилично, все это очень хорошо. Караганда, Усть-Каменогорск, Петропавловск – все, везде мы были на гастролях. Но если говорить о Казахстане, жить бы я хотел только в Алма-Ате. Потому что в нем соединяется и европейскость — а я все-таки европеец — и Азия, в которой я тоже прожил до 18 лет. Это Самарканд, Ташкент, я учился в консерватории. Знаете, Алма-Ата удивительно тонко соединяет в себе европейскость и Азию. Это мое.
О широте интересов, об уголовниках, картах. О мире как о театре
Меня интересовало всегда все. У меня очень много приятелей из разных слоев общества. Так сказать, из самой крутой, так будем называть, интеллигенции… я ее называю псевдоинтеллигенцией… до самых низов. До людей, которые живут по «понятиям» — как актеры — люди тоже интересные… Скажем я никогда не играл в карты, но я сидел на «катках». На таких «катках», где лежали горы денег, где «вход» очень дорогой, и сидели картежники, я знал всех картежников Алма-Аты.
КОРР: это в советское время еще.
Да, вот как я приехал. Да, это были, это были интересные люди, это были… Прозвище у него Колыма, положенец здесь, он недавно умер. Это были такие игроки, Камал, игрок в карты потрясающий. Хусик, Митя. Не смотрели на то, что я не играл. Но мне эта публика была очень интересна. Мне был интересен процесс этот. Как это все происходит
КОРР: во что играли?
Играли во все, там тринька, в «очко», ну естественно не в преферанс. Причем собирались, играли, приезжали со всех концов Советского Союза тогда.
КОРР: а какие примерно суммы выходили?
Вы знаете, громадные по тем временам. Ну, проигрывалось сразу до нескольких машин.
КОРР: за вечер?
За вечер, да. Был еще один, помню, большой любитель театра. Чемпион какой-то по борьбе среди немых, у него дома был сходняк — где играли. Он очень любил театр, и знал меня очень хорошо. Всегда я у него дома сидел, когда играли. Причем, оставались должны, я там не знаю, по полмиллиона. И привозили через несколько дней! Весь Союз был повязанный, это же все по «понятиям». Если, не дай бог, кто-то не отдавал…. Я помню, мы когда-то на гастролях с алма-атинским театром в Свердловске были. Я вдруг встречаю «каталу» одного, армянина. Который любил, знаете, театр. Любят все, криминальный мир тоже, очень любят театр многие. И я встречаю этого армянина «каталу», который знает меня как актера. Приходит, видит — гастрольная афиша, приходит ко мне в гостиницу и говорит: «О!», и приглашает меня в самый большой ресторан. Я прихожу, а там сходняк «катал» Союза. Приезжает на какой-то коляске без ног, его прозвище Табуретка, из Питера, из тогдашнего Ленинграда. Из Москвы…. Решают они вопрос. Столы… там тогда только начинались кабаре. Танцуют красивые девочки, как одна. Встречают — как будто это члены правительства. Накрываются столы, там деньги какие-то, туда, этим девочкам. Кто-то не отдал долг. Я сижу за столом. Тоже шикарный этот стол. Трое там моих хороших знакомых алмаатинцев были, несколько человек «катал» таких серьезных. И кто-то там, в Свердловске, не отдает большие деньги. И они решают, что с ним будем делать, он просрочил, не отдает. И вот этот, который Табуретка, он говорит: завтра вывезем за город, и отпилим ногу. Я спрашиваю: чем? Чем! Пилой! В общем, это все интересно, это же театр. Вот я это воспринимаю, такой театр. Который, мне потом очень много дал. На сцене в смысле.
О связях с советским и постсоветским истеблишментом
У меня очень хорошие отношения были с Шарипом Омаровым. Помните тогда? В последнее время он был председателем Комитета обороны Совета безопасности. Начинающий тогда, он был работником горкома партии. Там очень…. Мы очень дружили с Дюсеном Касеиновым, всю жизнь. С таким… если вы знаете. Потом он был министром культуры. Интеллигентный, он мне очень близкий человек, поскольку он музыкант. Он сам скрипач, жена у него пианистка. Они долго работали в Испании. Это люди, с которыми я дружил. С которыми у меня были общие интересы. По «театру жизни», вот. Я вообще люблю людей профессионалов, талантливых людей. Поэтому я очень подружился и с Алибеком Днишивым, с Булатом Аюхановым (смеется) — но только на профессиональной, конечно, почве. Скажем там с Розой Рымбаевой, с Нагимой Ескалиевой, с нашими, так сказать, выдающимися какими-то личностями. Асанали Ашимовым. Мы были в очень хороших приятельских отношениях с Олжасом Сулейменовым. С которым, в общем, открыли как-то, пробовали тогда открыть…. В Союзе писателей был КАЛАМГЕР. В КАЛАМГЕРЕ я очень часто бывал, и мы с Олжасом…. тогда Гена был Толмачев, он еще такой…. Теперь значит… еще несколько там друзей. Решили открыть такой салон театрально-музыкальный. Туда собирались джазисты, актеры. Это, наверное, 70-ый год (оговорка). Олжас еще красивый, молодой. В расцвете популярности донельзя. Вся эта плеяда московских поэтов тогда…. Получилось, я вхож всегда. И мне это очень приятно, и сегодня у меня есть люди, так сказать, о чем я говорить не буду, из криминального мира, серьезные очень, к которым я отношусь с большим уважением. Они — ко мне.
Каратэ
Когда я впервые увидел… Мне сейчас трудно сказать. Где-то в 70-ых. В общем, я занимался 14 лет, я так подсчитал, каратэ — 14 лет. Впервые я увидел в Алма-Ате. Я увидел, как дерутся. Потом мой будущий тренер здесь был Закир Насыров, татарин он, из Душанбе сюда приехал. У него очень хорошие были там наставники из Вьетнама. И он сам по себе, по-человечески, был очень хороший парень. Такой… мне очень нравятся неординарные личности. Много духу в нем было, целенаправленности, не пил, не курил. Спорт и сила духа — мощнейшая. Это период… когда многие знают… Их и узнают, если услышат меня. Такой был Юра Вялков, блестящий боец был. У него были тренеры из Вьетнама. Занг, такой тренер был. Это период… Репин такой был здесь. Михаил Иваныч. Со странным именем-отчеством — Михаил Иваныч – для китайца. Который очень много дал нам. Теперь значит, Карпов. Иванов — сейчас заслуженный тренер. Ахметов Бахыт, с которым мы вместе начинали заниматься. Сейчас он заслуженный тренер. Я тогда увидел бой. Как работают руки ноги. У меня сразу по поводу чего угодно возникают ассоциативные какие-то вещи. Обязательно. Знаете, как у Менделеева со светом когда-то, и у каких-то композиторов каждая нота с цветом ассоциировалась. Это балет, когда я увидел, как работают ноги и руки, нога, эти хианы, каты, кота. Знаете, всем этим я был потрясен. Было все в подвалах, втихаря. Мы платили тогда, я помню, это было по 10 рублей в месяц. Группа обычно 20 человек там. Вот помню, теперь можно про это говорить. Тогда я ходил вот к этому Закиру, по-русски к Жене. Значит к нему. Тренер он был с очень хорошей школой. Вообще, у нас тогда школа в Казахстане по каратэ, каратэ-до, как хотите называйте, или шотокан. Школа была потрясающая, классическая была постановка вообще всего. Было, знаете, как в музыке, как в театре, — учишься ты. В нашем театральном институте заканчиваешь, или ты заканчиваешь школу студию МХАТ, — разница громадная. Наши артисты, там Нагайбаев, Жантурин, начиная с Шакена Айманова… они, их школа — и теперешняя, скажем, казахских актеров школа. Земля и небо. Так и у нас, у русских актеров. Но школы-то каратэ запрещали. Меня в милицию вызывали сколько раз. Знакомые мне менты говорили: ты что делаешь, тебя посадят. Ты что, играй в теннис, мне говорили. Я говорил: на хера мне ваш теннис. Когда я пришел на занятие… пацаны по 18, 19 лет, а мне 34. А я любил посидеть в кабаке, я уже немножечко такой… Они – ха-ха — смеялись. Но я занимался поначалу… я три раза в день занимался. Успевал и в театре серьезно играть. Я же играл в каждом спектакле здесь. Это дома я — растяжка постоянно, я себя ломал, и изучение кат всяких. То отработка точных приемов, точная постановка рук, ног. Это же 34 года! Через год я работал уже наравне с самыми способными молодыми пацанами. Которые работали по 3 года уже. Было что хорошо — за это платили. Запрещенный вид единоборств Япония все это.
О «своих» местах в Алма-Ате
Вы, наверное, помните. АККУШКА это место, там тогда собиралась всякая журналистская братия, и телевизионная, и все остальное. Много красивых девушек. Я очень любил там посидеть. Сейчас кафе снесли, там его нет. До этого это КАЛАМГЕР. В КАЛАМГЕРЕ каждый день мы собирались. Дом писателей. Тогда такая творческая, скажем, интеллигенция там собиралась. Выпивали, беседовали…. Вообще было приятно очень это все. Все это было приятно. Это Медео, тогда только выстроили эту большую гостиницу, ресторан, там, туда дальше. Я любил на Медео… мы очень часто туда поднимались. Ну и очень много было встреч по домам. У молодых тогда поэтов, писателей, журналистов, актеров. Эти посиделки, да, такие квартирные. Как-то мы так умели выпивать красиво. Могли до утра выпивать, не были пьяными никогда, не было этих эксцессов, это редчайший случай, как-то мы красиво выпивали.
Об алма-атинских девушках и женщинах, и как к ним относиться
Наверное любой мужчина, здоровый если он, действительно здоровый он, сразу обращает внимание на женский пол. Во-первых, у нас в Алма-Ате, на самом деле, не потому, что я хочу там наш город…. Красивые девчонки, которых у меня всегда было много, поклонниц, я… мне всегда хотелось их всех любить. Что я и делал, в общем. Что мы только не вытворяли, у нас это было красиво. То «охота» была… выпускные вечера… мы выезжали на машинах. Сажали туда девушек, возили на Кок-Тюбе. Любовались, читали им стихи. Говорили о перспективе жизни, а потом ехали куда нибудь, и проводили ночи в интимных наслаждениях. Нацелуюсь, наобнимаюсь с красивыми женщинами. Вот это меня всегда и грело. Поэтому я с 4 класса уже подсматривал за переодевающими артистками красивыми, на их фигуры, красивую грудь. Ой, когда же доберусь до вас? Ну и добрался. Я всегда понимал, мужчина должен заработать. Где хочешь возьми, в семью принеси. Про Новый год я и не говорю! Действительно я уверен, что здесь вряд ли кто-то это делал. Я семь елок в день играл, по семь штук, это очень много за 10 дней по семь елок. Зарабатывать, заработать, чтобы хорошо обставить квартиру. Чтобы поехать отдыхать к морю. Чтобы можно было угощать женщин. Все это радио, телевидение, а раньше на киностудии много озвучек было. Белялов в «Мире животных», я вот тогда много озвучивал ему на Москву все эти передачи… Ну естественно, у меня, уж я так создан, у меня везде были, во всех местах, где я люблю отдыхать.
Жизненное кредо
У меня близкие люди, с которыми я, естественно, знаком, и был знаком. Я так себе устроил жизнь, что я приезжаю, меня встречают везде. Налажено это. Так сказать блатные взаимоотношения, раньше это называлось, да. Оно так и должно быть. Я вообще коммуникабельный человек. Несмотря на то, что если что-то не по мне, плохо, могу что-то сломать. И сегодня, даже несмотря на свой возраст. Если что-то мне не понравится, башку могу оторвать в две секунды. Мне нравится вообще все. Ночную Алма-Ату я люблю, когда я на машине еду. Я люблю, когда город громадный за стеклом. У нас шикарные рестораны, я люблю рестораны. У нас очень хорошие рестораны, у нас везде очень хорошая кухня в Алма-Ате. Да, для малообеспеченного человека дороговато. Да. Но это уже другой вопрос. Ну, вообще очень вкусная кухня. Везде ты можешь получить сегодня кайф любой. Алма-Ата на уровне международного такого… это международный стандарт. Единственное, что у нас сейчас не очень хорошо, это с искусством нашим. Театр. А раньше, скажем, в наш театр Лермонтова брали только из Питера, из Москвы выпускников. И ехали очень не плохие артисты из России, из Питера и из Москвы приезжали работать. Теперь это исключено. Мы разные страны, и это гражданство все и так далее. Вот это. Когда приезжают гости из границы откуда-нибудь Алма-Ата производит впечатление сумасшедшее. Вообще, Алма-Ата, он очень такой комфортный город. Когда многие говорят: ой, у меня не стало времени, нету времени. Врут, я не верю в это. Во все времена, когда я работал на телевидении там, там можно успеть и сходить в бассейн, и получить кайфы, с друзьями победокурить, и покататься на лыжах. Все это можно успеть.
Добавить комментарий