«Аккушное» братство.

КОРР: Виктор, у меня нет какой-то определенной темы, на которую я хотел бы с Вами поговорить, поэтому такой общий вопрос: что для Вас Алма-Ата, с какого времени Вы ее помните, что с ней связано?

Виктор Верк: Вообще Алма-Ату я помню с детства, если говорить – с какого времени я помню. Потому что я приезжал сюда часто, приезжал к родственникам, к друзьям родителей моих. И Алма-Ата для меня в те годы – это что-то такое, что-то крайнее. Романтическое «Медео», заснеженные шапки гор, вершины. Это арыки и вода, журчащая в них. Кстати, сейчас, бывая в Бишкеке, я ловлю себя на мысли – это именно та Алма-Ата в чем-то, которую я помню с детства. Там те же арыки, наполненные прозрачной водой, тот же старый патриархальный городок. Сегодня той Алма-Аты нет, к сожалению. И я в общем-то, как постоянный житель Алма-Аты, уже и не застал ее, или застал хвост ее. Я, допустим, приехал сюда в конце 1987 года работать.

…И работали мы в газете «Горизонт», которая «сидела» на Кирова-Панфилова, редакция напротив «Акку» благополучно сгоревшего, почившего в бозе. И в этом кафе мы сидели после работы, и зачастую заходили и до работы выпить чашечку кофе, а кто и не кофе. Вот и первые мои воспоминания об Алма-Ате – это именно «Ак куу», и всё, прилегающее к ней: Старая площадь, здание Главпочтамта, консерватория – вот эти вот вещи. И это была какая-то своего рода моя Алма-Ата, моя собственная.

Я могу сейчас вспомнить эпизод забавный. Я карагандинец, я родился в городе, который жил по законам промышленного производства циклично. То есть, он, город, уходил на смену вместе с шахтерами, и город возвращался со смены вместе с шахтерами – и уходил на вечернюю смену, и возвращался под утро. Я помню, моя мама, когда она в 1988 году впервые ко мне приехала, я уже работал, у неё реакция была такая: у Вас кто нибудь здесь работает? Потому что в Караганде среди бела дня трудно застать скопище людей на улицах. И сейчас трудно застать, и особенно тогда, а здесь – здесь кафешки полные. Причем, полные они были в советские времена – и «Театралка»… А «Аккушка» практически в любое время дня. Что касается «Аккушки» — у меня вообще создавалось впечатление, что время там останавливалось: я утром шел на работу, заходил в «Аккушку», и турчанка там была, Роза, которая готовила кофе. Я, значит, заказываю у нее маленькую чашечку кофе за 50 копеек и заставал там уже, значит, художников некоторых местных, известных в ту пору. Актеров, которые сидели и о чем-то судачили там в 9 утра. А когда я в 7 или в 8 часов вечера выходил с работы, они сидели там же, в тех же позах, с теми же разговорами. Ничего. Сидел Эдуард Медведкин, сидел Балаев, сидели другие люди. Я по фамилии уже многих не помню. Червяков вот мим был знаменитый, если я не ошибаюсь, покойный ныне. Со многими из них меня связывали приятельские отношения, дружба такая – то есть, это было настоящее «аккушное братство». Они могли выручить: нет денег – пожалуйста; нет сигарет – пожалуйста. Причем, никто не ставил тебе жестких капиталистических условий: вот отдай тогда-то. Тем более на счетчик, как принято сейчас говорить, не ставили. Отдашь – отдашь. Но было принято отдавать – некий кодекс чести был.

Д’ Артаньян – покоритель Алма-Аты.

Для меня Алма-Ата тех лет – это прежде всего работа. Я приехал из другого города, приехал в общем-то начинающим журналистом, мне нужно было доказывать постоянно что-то. И я постоянно что-то кому-то (в первую очередь себе) доказывал.

КОРР: Виктор, вот в связи с этим просто пока мы не отошли от темы. Почему Вы поехали как начинающий журналист доказывать именно в Алма-Ату, почему не в Москву, допустим?

В.В: Мне трудно сказать, почему не в Москву. Наверное, в Москву – это было модно, а мне хотелось чего-то более оригинального. Все ехали в Москву доказывать – а вот я поеду в Алма-Ату. Понимаете? И в общем-то Алма-Ата по тем временам – это был рубеж, который надо было еще взять. Как мне сказал один мой сослуживец, коллега по газете «Горизонт», тогда еще сказал – он говорит: «Ну, ты д’Артаньян: приехал покорять Париж!» Я ответил: «Ты, конечно, патриот Алма-Аты: Париж – это сильно сказано». А вот теперь, спустя годы, я понимаю смысл его слов, потому что это был своего рода Париж, Мекка для Казахстана. И она, в общем-то, таковой и осталась, не смотря на всю помпезность Астаны

КОРР: Что еще запомнилось вот даже в связи с работой, допустим?

В.В: Можно много рассказывать… Например, как я получил первое задание, не зная города. То есть, я город знал фрагментарно: вот здесь Медео, здесь Чимбулак, здесь Дворец республики, здесь еще что-то. А тут я получаю первое задание – написать в студенческую газету «Горизонт» репортаж о подготовке вузовских общежитий города к зиме. И я начинаю объезжать город методом тыка. То есть, конечно, мне первоначально сказали, что вот такое-то общежитие находится на таком-то пересечении улиц, такое-то на таком-то. А я понятия не имею, вплоть до того, что я стою, ловлю такси – это сейчас они останавливаются, разворачиваются, едут в любом направлении – а тогда было так: я стою, ловлю такси, едет государственное такси с шашечками, и я, допустим, называю квадрат улиц Гоголя-Дзержинского. Мне говорят: «Ты не на той стороне стоишь, перейди улицу, встань туда…» — и уезжает, понимаете? Сейчас это трудно представить. Кстати, один из таких достаточно больших патриотов Алма-Аты, известный журналист Сергей Туник, мне тогда сказал: незнакомый город надо познавать ногами. Только ногами. И я, вняв его совету, наверное полгода вообще не ездил на транспорте никуда. Я ходил только пешком. Я выходил на час-на два раньше положенного, и шел пешком. Я жил в одно время в Аксае, на Комсомольской-Момыш-улы: я ходил пешком туда, работая в центре города – я работал тогда не в газете, временно отошел от газеты. Работал я в Республиканском центре изучения общественного мнения социологом у Сабита Жусупова, покойного ныне, к сожалению. И пешком ходил оттуда в 3-й Аксай. Но зато это мне многое дало: я теперь знаю Алма-Ату не скажу лучше всех, но лучше многих коренных алмаатинцев.

Магия Алма-Аты.

Что можно вспомнить прежде всего – это люди. Все мне говорили, когда я уезжал из Караганды: ой, алмаатинцы – они такие, ой… Одна бабушка мне сказала во дворе в моем карагандинском: «У нас любая собака лучше, чем там человек». Но приехав сюда, я убедился в том, что это не так, потому что у меня был случай уникальный: меня таксист, обнаружив, что у меня нет денег, довез до Аксая бесплатно, и в общем-то абсолютно негативных реакций с его стороны не было. Я просто ему популярно объяснил – я говорю: «Ну нет денег, а уже поздняя ночь, мне надо домой, завтра рано вставать, материал еще писать ночью». Он говорит – садись.

…И вот эта аура, алмаатинская аура… Ведь Алма-Ата – это прежде всего алмаатинцы. Это не здания, не «косые дома» — это прежде всего люди. Можно много красивых слов говорить, но, по-моему, это главное, что я хотел сказать о той Алма-Ате. Когда я только приехал, и как всякий человек, не знающий города, попадаю куда-то в район, в котором плохо ориентируюсь, и люди видели это, они подходили и сами спрашивали – что мне нужно и куда мне нужно. Это не язык меня доводил, они меня сами доводили, мне даже не приходилось обращаться к ним.

КОРР: Вообще многие свидетельствуют, что по сравнению с какими-то областями Казахстана в Алма-Ате очень вежливые, очень открытые люди…

В.В: Очень вежливые и открытые, и… как Вам сказать… люди, которые радуются жизни в чем-то. Понимаете, я впервые здесь, не смотря на сложные годы – имеется в виду конец 80-х — начало 90-х, мы все помним, какие это были годы – не смотря на это, я впервые здесь увидел в транспорте улыбающихся, смеющихся людей. Потому что я привык к тому, что в Караганде садишься в автобус – и хмурые шахтеры едут на смену. Они хорошие ребята, они славные ребята, они придут на выручку, они подставят плечо, они, если надо, и в морду дадут. Но тем не менее, вот они сидят вот так вот, да, на смену, даешь стране угля, а потом после смены 250 граммов – и на боковую. Нет здесь такого нет, здесь я впервые увидел (пусть в советском варианте, немножко это было забавно в сравнении с тем, что мы сейчас видим, побывав в западных столицах), но здесь я впервые увидел, что такое ночная жизнь. Даже в те советские времена: та же «Аккушка» до последнего посетителя. Я помню – до последнего посетителя, хотя на дверях у них, на этих воротах график рабочего дня висел. Но они, если ты сидишь, тем более в компании, — никогда никому в голову не приходило сказать: «Все, мы закрываемся». А для меня это в диковинку было

КОРР: Все-таки еще хотелось бы узнать, что еще поразило Вас тогда в Алма-Ате на контрасте? Потому что я знаю, что люди, которые приезжают из Северного, допустим, Казахстана – они говорят: для нас это было шоком, когда мы увидели, что на улицах стоят яблони, на них растут яблоки, и можно сорвать яблоко и съесть.

В.В: Не, ну я же с раннего детства знал Алма-Ату и видел эти яблоки, яблони, на которых растут яблоки. И видел эти арыки с водой. То есть, для меня по приезде на постоянное жительство это не было в диковинку. Другое дело, что, допустим, очень трудно было (и до сих пор трудно) привыкнуть к местной зиме. Потому что для меня зима – это всегда много снега, идёшь, пробираясь сквозь сугробы, протаптываешь тропинку, на работу идешь, на остановку. А здесь… Вот у меня висит дома дубленка, и я каждый раз с сожалением смотрю: ее некуда здесь надеть, незачем. Здесь такая очень своеобразная зима: чуть потеплее оденешься – запаришься, чуть попрохладнее оденешься – простудишься. И вот это ощущение: Алма-Ата, она обволакивает, понимаете?

…Я помню, в первый раз, когда, прожив здесь достаточно, год, допустим, я поехал на побывку на длительную в Караганду. Я приехал зимой, в разгар мороза: там было минус 25-30. Я приехал в легкой курточке и модельных туфлях, потому что здесь было, чтобы Вам не соврать, ну вот как сейчас, может быть, даже чуть теплее. И я приезжаю туда – мне даже в голову не пришло!.. Я думал, что как в Алма-Ате, так и везде. Я искренне… Хотя я всего год из Караганды и прекрасно знаю, что такое зима карагандинская. Тем не менее Алмата меня обволокла, околдовала. Хорошо, что у родителей висел всегда дома овчинный полушубок. Я закутался и как-то пережил вот свою побывку.

…А так на самом деле, живя в Алма-Ате, думаешь, что кроме Алма-Аты ничего и нет. Есть люди, алмаатинцы, которые по миру ездят, постоянно бывают в крупных городах с визитами, там какие-то деловые встречи, их принимают на ура. Но на второй-третий день они говорят: «Хотим домой, хотим в Алма-Ату». Да что там говорить, Астана всего за 1000 километров, а любого чиновника-алмаатинца, который там работает, спросите – он до сих пор ездит в Алма-Ату едва ли не каждую неделю.

Ещё я помню, у нас в том же «Горизонте» Люба Краснова была завотделом, и мы готовили интервью с гениальным архитектором, ныне покойным, Ратушным Юрием Григорьевичем, который, насколько я знаю, тоже не коренной алмаатинец. Но он говорил об Алма-Ате с восторгом, как говорят о хрустальной вазе какой-то уникальной работы. Но, понимаете, вот сейчас, к сожалению, этого восторга нет у людей, которые отвечают за город, за его облик. Ну нет этого! Можно долго рассуждать о том, что такое облик Алма-Аты, что здесь нужно сохранить, что не нужно сохранить. Но точно могу сказать – не нужно ляпать, не нужно каких-то резких, не сочетаемых вещей делать в Алма-Ате. То есть, вот, допустим, как мне один бизнесмен сказал: ну ладно, сгорел вот этот ТЮЗ, этот старый там, на Калинина. Все это, конечно, печально, но можно было на его месте построить что-то другое. Кому пришло в голову поставить там эту «вставную челюсть»?! Этот многоэтажный дом?! И сейчас таких вставных челюстей в городе много. Я помню, если возвращаться к публикациям, как и ребята из «Вечерки», ребята из «Ленсмены», которая тогда ещё не была «Экспресс К», и наши ребята из «Горизонта» — как бережно они писали об Алма-Ате. Не потому что там была столица и все такое. Но это чувство бережности, оно мне запомнилось, и его сейчас нет, вот этого ощущения. Впечатление такое, что Алма-Ата развивается исключительно на принципах коммерческой целесообразности. Но это не тот город! Пусть другие города развиваются на принципах коммерческой целесообразности. Я не спорю, можно из любого областного центра сделать продвинутый, современный мегаполис, но из Алма-Аты не нужно этого делать.

СМИ: против кого дружим?

КОРР: А как Вы считаете, насколько с тех пор изменились журналисты и пресса в целом?

В.В: Я вообще хочу сказать, что рынок СМИ в Казахстане – это прежде всего Алма-Ата: рынок СМИ был и остался в Алма-Ате. И если судить по этому рынку, то изменился он, конечно, не в лучшую сторону. Я, допустим, не большой поклонник корпоративной солидарности журналистов. Я считаю, что в наших условиях она не очень оправдана. Потому что каждый зарабатывает как может. Но, понимаете, меньше стало профессионализма. Вот, допустим, человек пишет (не буду называть ни газету, ни человека), пишет: «Это произошло в квадрате улиц…» — и называете три улицы. Ну, в квадрате же улиц! Я навсегда запомнил интервью одного московского журналиста с советских времен – был такой журнал «Журналист», Вы знаете. Он и есть, по-моему, но я его 100 лет не читал, к сожалению. Но тогда я запомнил – он сказал: «Я не могу себе позволить написать: «Это было на одной из московских улиц». Я должен выяснить, какая это именно улица». Вот тогда в Алмате у алмаатинских журналистов это было, а сейчас этого нет, к сожалению. И люди, которые пишут сейчас об Алма-Ате — пишут по принципу «ты за белых или за красных?». За акима или против Акима? И никто не пишет по принципу «за город».

НЕ надо «паровозов»!

КОРР: Вы приехали в Алма-Ату в 1987 году, прошло 20 лет – насколько изменился город с тех пор? Мы все видим, какие баталии идут: с одной стороны, люди жалеют, что сносят исторические здания, а с другой стороны – строятся развязки, хорошие дроги, удобно ездить, и они вписываются в ансамбль. То есть, оставаться городу старым или развиваться – что лучше?

В.В: Знаете, тут палка о двух концах. С одной стороны, мы сможем плакать сколько угодно о том, что той Алма-Аты больше нет. Ее действительно практически больше нет. Нет вот этих тихих сквериков, арычков, полных воды. Старых домов «сталинской постройки» почти нет. Но давайте будем говорить о том – а насколько органично то, что есть вместо этого? Вот про эту «вставную челюсть» мы уже говорили. Можно еще сказать про «паровоз», который стоит на Жибек-Жолы, наискосок от ЦУМа. Имеется в виду «Silk Way». «Паровоз» натуральный, только куда он летит, не понятно вообще. Зачем он здесь? Вот такие глупости не надо делать, и тогда любая застройка Алма-Аты будет органично выглядеть. И люди не будут говорить о том, что вот какая была Алма-Ата, и что стало. Мне сложно говорить о том, какая была Алма-Ата, и что стало. Во-первых, я все эти 20 лет практически безвылазно здесь живу. Если бы меня на 2, на 3, на 5 лет куда-нибудь отправить, а потом вернуть, то, наверно, перемены были бы разительные. А так мне сложно с удить. Но вот, допустим, у меня жена – коренная алмаатинка, и она говорит: самое смешное, что единственное место, где я могу вспомнить старую Алма-Ату – это «цифровые» микрорайоны, вот эти вот – на Шаляпина, на Правды. Потому что они такие же, какие они были. Действительно, там ничего не изменилось. До них не добрались еще, и не надо плакать о том, что доберутся. Доберутся – пусть доберутся, но пусть добираются с умом: не надо «паровозов», не надо «вставных челюстей».

КОРР: Да и Аксай в общем-то такой же…

В.В: Ну, Аксай – это родная Караганда. У нас в Караганде тоже много таких «спальных» районов, за которыми степь да степь. Или, допустим, Айнабулак. Ну что это такое: ни розы ветров, не рассчитали ничего! Ветер подует – и нечем дышать. Мусор этот, завод в Дорожнике. Это не очень продумано. Или вот этот «пояс шахида» в Шаныраке, в Бакае, и прочее. Можно сколько угодно говорить, что в силу определенных политических и экономических причин мы развиваемся скорее не по европейскому, а по латино-американскому пути. И, значит, наш город – это город трущоб и дворцов. Но все-таки когда сейчас в стране есть деньги, надо, не объявляя войны хижинам, по возможности все-таки разумно ссориться с дворцами. Потому что вот эти особнячища, которые построены в верхней части города, они ни к селу, ник городу. Люди, которые строят их, заботятся только о собственной выгоде, а не об ореоле, окружающем Алматы.

Я уже не говорю о том, что в этих верхних районах города как попало относятся к чисто санитарным вот вещам. Я, допустим, жил долгое время в районе Погранучилища – там малосемейные общежития, бывшие ХОЗУ Совмина. И вот там публика… Вот он сидит, и ему лень, извините, ведро мусорное вынести ногами. И он прямо с балкона второго этажа (а я живу на первом), выбрасывает мусор. Я поднимаюсь к нему и говорю: «Брат, ну что же ты делаешь?!». Он: «Ой, извини, извини, я уберу». Но, к сожалению, у нас психология временщиковости: она присуща всем, и власти в том числе. И как бы кто бы ни критиковал нынешнего акима, но нынешний аким пытается с этим бороться в меру сил. Но я хочу сказать то, что считаю самым важным: то, что Алма-Ата – это достояние республики. И если мы считаем себя цивилизованной страной, то мы должны сохранять свое состояние. И бюджет республики, бюджет страны должен выделять деньги на благоустройство и на цивилизованный облик Алма-Аты. Один аким со своим бюджетом, какой бы он ни был, этого не потянет. Я очень хочу, чтобы Алма-Ата была городом не просто самадостаточным, — это должна быть жемчужина страны. Если страна себя уважает, чего я пока не вижу, если государство себя уважает, оно должно заботиться о том, чтобы эта жемчужина достойно сияла и была в достойную оправу заключена. Пока я, к сожалению, этого не вижу. И вот то отношение, которое было у Кунаева к Алма-Ате, его нет сейчас. В те годы, я помню, как они вылизывали Аль-Фараби, по которой он ездил. Пусть только Аль-Фараби и еще несколько прилегающих улиц, но они их вылизывали! А сейчас и этого нет: ведь до последнего времени по Аль-Фараби страшно было пройтись пешком. Потому что не было тротуаров как таковых. У меня когда родился сын, я жил по Маркова, гораздо выше Тимирязева, чуть-чуть не доезжая Аль-Фараби. И я помню – я с сыном (это второй мой сын), младенцем я его, значит, в коляску загружал и пытался с ним гулять по Аль-Фараби. Это было невозможно! Там открытый колодец, тут яма – ну это же, ребята, основная артерия. Это самая такая ключевая улица города. И как бы мы ни ругали городские власти – это проблема не только городского бюджета. Те же самые эмиграционные потоки. Да, это не его задача, она ему одному не по зубам, бюджету города одному не по зубам.

Те же самые Бакай и Шанырак – ведь нет же в стране нормальной эмиграционной политики. А что винить акима или кого-то еще. Можно сейчас валить на покойного Заманбека, который, не глядя, выписывал разрешения. Но тогда не было возможности: только так можно было снять напряженность. Мы же помним, как в конце 80-х, в начале 90-х на Старой площади стояли с плакатами самого радикального свойства. Стояли «Азат» там и прочие товарищи. Все это было, и все это можно было снять только так. А сейчас, когда в стране есть деньги, мы вкладываем в какие-то мифические проекты. Что такое 30 прорывных проектов? А остальные 300, значит, никому не нужны? Вот и все.

Пить стало хуже.

КОРР: Вы упомянули о кофе в «Аккушке», которое стоило 50 копеек. Может быть, еще запомнились какие-то неофициальные, простые радости тех времён? Вот многие вспоминают, например, манты за 10 копеек…

В.В: Да, шашлык за 25 копеек. На Зеленом базаре был закуток такой, который прямо от центрального входа вправо, и там был великолепный шашлык из сайгачьего мяса, а не из баранины. И не на этих углях, на которых сейчас, а на саксауле, грамотно, очень хороший был шашлык. Я не помню, сколько он стоил, но копейки. Вот кофе тоже в «Аккушке», обилие сухого вина. Вот что меня поражает сейчас (это в сравнении с тем, когда я приехал в Алма-Ату), — я могу сказать, что, откровенно говоря, я человек не то чтобы пьющий, но иногда люблю это дело. Но я предпочитал бы пить хорошие вина, чем самую хорошую водку. И когда я приехал сюда, меня поразило, сколько здесь хорошего отечественного сухого вина. «Семиреченское», «Иссыкское»… Такое, сякое, — где оно сейчас? Где это дешевое вино?

КОРР: Вроде же продается что-то там… Например, шампанское по 250 тенге, по-моему, бутылка…

В.В: Ну, это не шампанское…

КОРР: Я имею в виду – дешевое вино есть.

В.В: Да, дешевое вино есть. Качественного нет. Дело в том, что сейчас приходится ориентироваться на цену. Допустим, водка дешевле 1 тысячи тенге за бутылку – это, как правило, не водка. Коньяк там, я не знаю, дешевле полутора тысяч – это не коньяк, и то не знаешь, на что нарвешься. А тогда можно было в любую лавочку зайти и купить бутылку того же «Иссыкского» светлого. Милое дело. И вот вместе с вином исчезла культура посиделок. Хоть в той же «Аккушке». Культура… я не знаю… диалога, спора, что ли. Сейчас раз «по двести», два «по двести» — там уже не до спора.

Леон КОСТЕВИЧ