Музыкальная школа в подвальчике гастронома «Столичный».

Ну, как бы осознанно я себя, наверно, помню не с 75 даже, наверно, а с 76-го. Потому что был такой этап серьезный в моей жизни. Мама повела меня в 5 лет в музыкальную школу. Это железнодорожная музыкальная школа, которая находилась в подвальчике Столичного гастронома. Там, конечно, ничего уже нет. И вообще этой музыкальной школы нет, ее разрушили, она потом переехала на Шевченко. Теперь там что-то какая-то коммерческая структура, школы уже нет. Вот это я очень хорошо помню.

3-й микрорайон.

Ну, а вообще, конечно, тот период, Алма-Ата того периода, она всецело связана с местом, где мы жили. Я считаю, что у нас удивительный был такой райончик. 3-й микрорайон и его окрестности. То есть, рядом парк, Парк 50 летия октября.

…Это Домостроительная-Саина. Вот парк, в котором тогда были аттракционы. Я вот тут улыбался потому, что вспомнил эпизод. Мне нравилась какая-та девочка и для того, чтобы завоевать ее расположение, я мужественно пошел на аттракцион «Сюрприз». Хотя я представлял, как меня будет тошнить. Вот. Это был такой подвиг. Она оценила, но потом меня, конечно, стошнило. (Смеется). Вот. В этом же парке, я помню, мама дала мне какие-то очень большие деньги – по тем временам, наверное, 10 рублей. Нет, не 10, а 5 рублей, чтобы я принес ну очень много всего. Вот. И девочка во дворе, она меня подбила. Говорит, зачем тебе эти продукты – пойдем в парк. (Смеется). Там даже были не аттракционы – какие-то совершенно дурацкие лошадки механические. То есть, меня это совершенно не привлекало, но я пошел за компанию с подружкой. Мы все эти деньги там просадили, конечно.

КОРР: Что мама сказала потом?

А.Г: Ну, я стол в углу. Меня даже налупили.

КОРР: А вы помните, Алексей, цены на аттракционы в парке того времени? Я точно помню – «Сюрприз» 60 копеек стоил.

А.Г: Ну, наверное 30, 40, 60 – я не помню. На мороженое помню. Аттракционы – нет.

… Рядом за Саина простиралось огромное колхозное поле. Да. Куда мы бегали воровать кукурузу. По-моему все дети, которые там проживали. Их там ловили. Приводили, может быть, даже к родителям, я не помню уже. Я помню, что мы удирали там от этих смотрителей, которые бегали. То есть, на лошадях катались. Вот. И потом у нас там была какая-то сеть таких вот подземных арыков, где у нас такой был во дворах, такие лабиринты, вот мы по ним путешествовали постоянно.

Парк 50-летия Октября.

Вот парк, в котором тогда были аттракционы. Я вот тут улыбался потому, что вспомнил эпизод. Мне нравилась какая-та девочка и для того, чтобы завоевать ее расположение, я мужественно пошел на аттракцион «Сюрприз». Хотя я представлял, как меня будет тошнить. Вот. Это был такой подвиг. Она оценила, но потом меня, конечно, стошнило. (Смеется). Вот. В этом же парке, я помню, мама дала мне какие-то очень большие деньги – по тем временам, наверное, 10 рублей. Нет, не 10, а 5 рублей, чтобы я принес ну очень много всего. Вот. И девочка во дворе, она меня подбила. Говорит, зачем тебе эти продукты – пойдем в парк. (Смеется). Там даже были не аттракционы – какие-то совершенно дурацкие лошадки механические. То есть, меня это совершенно не привлекало, но я пошел за компанию с подружкой. Мы все эти деньги там просадили, конечно.

КОРР: Что мама сказала потом?

А.Г: Ну, я стол в углу. Меня даже налупили.

Дворовые игры.

Ну, и вообще у нас было очень много всяких таких игр, которые сейчас, конечно, никто не вспомнит. Которых нет, то есть, сейчас современные дети, они понятия не имеют, что были такие игры. Ну, вспоминается Штандер вместе с мячами.

КОРР: Как играли?

А.Г: Ну, я помню, что кто-то кидает мяч, все должны побежать. Вот. Потом, когда человек ловит мяч, все должны застыть. И там сколько шагов нужно выбивать будет эти вот. Это как бы Выбивалы, ну, вот называлось Штандер.

Казаки-разбойники, конечно. Колечко, колечко выйди на крылечко. (Смеется). Почему-то у нас и парни, и девчонки играли в эти игры во дворе. Вообще, очень много было связано с двором. У нас было кривое дерево рядом с домом с моим, на котором выросло несколько поколений 3-ого микрорайона. На этом дереве, да. Ну, личное дерево святое, вот. Ну, потом его спили, и мы поймались как-то на мысли, что детство кончилось тогда, когда спилили кривое дерево.

Как мы боялись войны.

Ну, это немножко было попозже – 83 год. Я уже тогда покупал «Комсомолку». То есть, это такая традиция, которая корнями оттуда: лет с 10-ти, наверное, я покупаю «Комсомольскую правду» каждый день. Сейчас, конечно, покупаю с большим отвращением: ну, просто по инерции. Вот. Это уже совсем другая газета, но просто привычка сильнее. Я помню – я прочитал заметку в «Комсомолке» о том, что с 31 на 1 января 83 года крылатые ракеты, которые были размещены в Западной Европе, будут приведены в полную боевую готовность. Я понял, что это конец. Катастрофа неминуема.

…И это как раз в новогоднюю ночь. У меня дико испортилось настроение, я не сел за стол. Причем, я не мог – меня сковал такой ужас от неизбежности происходящего, что это случится, да – что я не мог даже маме и своим домашним поделиться своим горем. То есть, я всю ночь до утра простоял около решетки окна и ждал этих самых Томагавков и Першингов. А еще небо было такое, почему-то, знаете, как багровое. Снег пошел – и такое красное небо.

…Да, как предчувствие катаклизма этого. И ничего не произошло. (Смеется). Даже какое-то разочарование наступило поутру. Ну, это был такой безнадежно испорченный новогодний вечер.

«На тополях».

КОРР: Алексей, вот Вы упомянули поле, которое было рядом с вашим домом. Потом, позже, если Вы помните, оно стало таким культовым местом, где меняли или продавали книги, дефицитные в то время пластинки. Вот об этом периоде какие-то воспоминания сохранились?

А.Г: Ну, вот этот черный рынок, что ли, мы его называли. Конечно, мы с мамой постоянно туда ходили. То есть, книги в библиотеке, они в основном были. Если у нас на что-то и экономились деньги, то на книги. Конечно, мы ходили, покупали. Потом я был один из активистов макулатурного движения .

КОРР: Марочки, да, выдавались, клеились на карточку: сдал 5 кг. Макулатуры, 10-ть, 15…

А.Г: Да, и получи взамен какого-нибудь…

КОРР: А какие-то книги того времени помнятся Вам? Именно которые стояли на полках и которые пользовались на этом, так называемом черном рынке, спросом? Эдгар По, кстати, я помню, был.

А.Г: Эдгар По – не помню, но, по-моему, особой популярностью тогда пользовался Пикуль, да. Вот. Хотя, я не любил, у нас не было. Мы покупали всё французское из серии «Проклятые короли», вот эти все вещи. Вот. А это поле – там была только такая книжная барахолка: пластинок… я не помню, чтобы там были пластинки.

Скандал с А.Пугачёвой.

Я помню, наверное, один из самых счастливых моментов был – когда она все-таки приехала в Алма-Ату в 81-ом году. И это было что-то.

КОРР: Расскажите об этом поподробнее.

А.Г: Ну, я был, что называется тогда в то время – я был фанат до безумия, конечно. Я знал весь репертуар, я пел все песни.

КОРР: Вы были в 3 классе…

А.Г: Да, наверное, 10 лет мне было. Я даже помню, что это было 4 — 6 апреля 81 года. И я помню это кольцо, наверное все, кто вспоминает те концерты, в первую очередь – что там было вот тройное кольцо милиции. Мне билет вообще подарила мамина студентка. Она знала, что я так…

КОРР: …фанатею.

А.Г: …фанатею. (Смеется). Да. И она, по-моему, даже свой билет отдала в мою пользу. Вот. И я три раза к ней ходил на сцену с букетами с разными. Причем, я даже знал, после каких песен я пойду. Вот. Это было, конечно… Я записку ей приносил, потом сидел, наверное, дня три… нет… да, три дня она здесь была. На одном из первых концертов я сидел около телефона и ждал, что она позвонит. Позовет меня прослушать. Что я приду и спою ей песню. Она скажет: молодец, Алеша. Вот. Но… (Смеется).

КОРР: Вы в записке просили послушать?

А.Г: Да, указал телефон домашний.

КОРР: Как она пела, какая атмосфера была на концерте?

А.Г: Ну, мы не были на том знаменитом концерте, где она порвала газету. Это был, видимо, концерт еще до того.

КОРР: А из-за чего, кстати? Это же такая веха в истории Алма-Аты – вот с этой газетой. Можно подробней? Из-за чего там весь сыр-бор разгорелся?

А.Г: Ну, сейчас об этом как-то не особо интересно говорить. Недавно разгорелся еще один сыр-бор. Ну, это, наверное, уже не по теме. Просто действительно Пугачева была как-то связана с Алма-Атой. Она же не была после этого15 лет. Это же был такой бойкот, страшная обида. Статья, конечно, была несправедливая, дурацкая: что она вела себя вульгарно, вызывающе. Говорила какие-то вещи в адрес высокопоставленных товарищей, которым это не понравилось. Статья называлась: «Звездная болезнь», я ее помню. Потом ходили слухи, что то ли застрелился автор, то ли еще что-то – какой-то ужас вообще. Хотя, я знаю, кто этот автор: на самом деле она жива и здорова, по-моему.

КОРР: Подлежит огласке?

А.Г: Нет, зачем. (Смеется). И я не был на этом концерте: мне рассказывали люди, которые там были, кто-то ходил. Что она просто порвала, что продолжила концерт, стала петь. Вот. А дело в том, что в этом году в газете, которую я редактировал – «Газета Кей Зет» — вышла еще одна статья, уже моя. Которая тоже наделала тоже такой большой шум очень. Статья, которая называлась: «Женщина, которая плюет». Это был такой крик человека, который вырос и который никак не может примириться с тем, что случилось с кумиром его детства. И это было растиражировано по Интернет-сайтам, получило такой резонанс. (Вздыхает). Вот. И много проклятий я в свой адрес прочитал на всех этих сайтах.

КОРР: От фанатов Пугачевой?

А.Г: От фанатов Пугачевой. Что вы, мол, не настоящий фанат, вы предали свою любовь. Вот. Ну, я искренне считаю – то, что происходит сейчас это…

КОРР: Кошмар.

А.Г: Это кошмар, иначе не скажешь. Вот, а тогда это было, конечно, обожествление. Я еще запомнил, что она удивительно красивая, конечно. Я подошел… Я вот сейчас могу закрыть глаза… Я вижу ее в этом белом балахоне, вижу ее лицо той поры. Очень красивое.

Виктор Цой в Алма-Ате.

Мы имели наглость – я и несколько, пара моих друзей – заявиться к Цою в номер гостиницы «Казахстан» в 8 утра, если я не ошибаюсь. Ну, с какого-то с такого вот с куражу. Вот мы пришли и хотели договориться об интервью. Хотя точно знали, что это дохлый номер, что это не пройдет. Но на удивление Цой открыл дверь, вышел в халате такой. Вот. «Вообще-то я еще сплю…» — своим знаменитым, неподрожаемым голосом. Я ему написал, то есть, дал перечень каких-то вопросов. Вот. Телефон. Ну, и тоже особо так не рассчитывал. Вот. А он позвонил. Он позвонил, когда меня не было дома. И так случилось, что он попал на мою бабушку. (Смеется). Бабушка была не подготовлена. Она знала, что Виктор, да, но, естественно, кто такой Цой, она понятия не имела. Она подумала, что это руководитель моего кружка Виктор. Виктор Александрович ЗАГАИНОВ из Дворца пионеров. И она говорит: «Вообще они вас ждут во Дворце пионеров. Сказали, чтобы вы туда приезжали». Он говорит: «Это звонит Цой». А она говорит: «А мне какое дело». (Смеется). Этот момент пересказываю – покрываюсь холодными потом. Боже мой, а счастье было так возможно, так близко. Вот и вечером мы пришли, я сделал покаянное лицо. Он говорит: «У вас очень крутая бабушка». (Смеется). Вот. И мы очень хорошо поговорили, где-то час. К сожалению, если бы… кто же знал, что кассета не сохранится. Вот.

Владимир Спиваков («Виртуозы Москвы») в Алма-Ате.

Концерты «Виртуозов Москвы». Это был 88-ой год, я оканчивал школу. И по-моему это были первые, если я не ошибаюсь, «Виртуозы Москвы», концерт в ЦКЗ. По-моему, люди даже через туалет пробирались. Там их ловили, пытались не пустить. Но Спиваков (это у него стиль, да, такой), он всегда выходит и говорит: пропустить всех. Вот я был из тех, кого пропустили, поэтому я сидел прямо на сцене, на приступочке. И у меня тогда только начиналась карьера журналистская. И я подошел к нему и сказал, что я хочу взять у него интервью. Он говорит: «Нет, это невозможно, у меня очень мало времени: завтра мы уезжаем во Фрунзе». Я очень хотел поговорить с ним, потому что я сам скрипач, и нам было о чем поговорить со Спиваковым. Вот я говорю: «Ах так? Во Фрунзе? Ну, до завтра». У меня такая дилемма: что делать? Потому что у меня через несколько дней один из выпускных экзаменов. Это физика, по-моему.

Ну, я не могу упустить такой случай. Я наплевал на экзамен по физике. (Смеется). Я поехал за ним во Фрунзе. Просто взял билеты и поехал в автобусе. Взял еще с собой группу поддержки: там человека, который носил магнитофон, ну, одноклассников своих. Вот. И когда на следующий день мы заявились на репетицию, там была немая сцена. По-моему, он спросил: мать знает, куда ты уехал? (Смеется). Потом было, конечно, такое счастье: он посадил нас в свой автобус. Где-то мы с ним поговорили, ну, полтора часа мы точно отписали. Записали на кассету, но мистика: кассета не записалась вообще – там отошел какой-то проводочек. Это был единственный случай, когда мне пришлось восстанавливать интервью по памяти полностью.

Потом оно вышло в трех газетах, причем, в разных вариациях. И вот одну из газет (мы, когда я был в Москве, я раздобыл его адрес, и даже не его, а его мамы), я привез эту газету. А Спиваков как раз лежал в больнице с воспалением легких. Мы приехали, там яблоки привезли, газету. Мама нас так тепло приняла. Говорит: да, конечно, мы передадим Владимиру Теодоровичу вашу газету. Ну, через несколько дней получил такую открыточку: просто в почтовом ящике лежала, без конверта. От него.

КОРР: А ведь могла не дойти…

А.Г: Могла. (Цитирует): «Юный, милый Алексей Михайлыч…» (Смеется). Написал Спиваков: такая реликвия. В прошлом году, мы с ним встретились спустя столько лет уже. Да. Вот. Просто коллега (она собиралась брать у него интервью), она меня подбила: говорит, давай пойдем, поговорим. Напомнишь ему эту историю. Я: да нет, мне неудобно, зачем. Ну, потом как-то думаю: почему нет? Может, ему будет приятно. Вот. И он был в таком расположении каком-то нервном, он не хотел общаться с прессой. Единственное вот я ему прокричал: «А у меня раритет!» Он говорит: какой? Ну, я ему протягиваю эту открытку, он прочитал, на меня посмотрел и говорит: «И это вы хранили 17 лет?» Я говорю: да. Он подошел, обнял меня. (Смеется). Сфотографировался. Было очень приятно.

Календарики.

КОРР: Перейдем к вещам более прозаическим. Вот я вижу два альбома с календариками. Действительно, было такое поветрие: не было в Советском Союзе ребенка, который не собирал бы календарики. Можно немножко об этом поподробнее? Где Вы их брали, где покупали? (Камера вниз). Менялись с кем-то?

А.Г: Я не помню, почему именно календарики. Но вот марки мне никогда не нравились. (Камера вверх). Совершенно я не понимал. Что такого интересного в этих маленьких бумажках. Вот, а календарики – они как-то эстетически были…

КОРР: И потом, они больше.

А.Г: Да. (Смеется). По-моему, я не менял, не менялся ни с кем. Они стоили одна копейка, две копейки, три копейки. У меня даже был календарик – очень красивый календарик – то ли югославский, то ли какой-то вот. (Листает альбом. Камера вниз). Что-то много Ленина у меня, я смотрю. Здесь. (Камера вверх). Нет, я не найду его.

КОРР: А что за календарик? Чем он примечателен?

А.Г: А там была девушка. Она так переливалась.

КОРР: Стерео-календарик.

А.Г: Стерео-календарик. Но он такой, даже с таким легким эротическим подтекстом был календарик. Особенно нравился.

КОРР: Вот помните, пластиковые стоили дороже, ценились больше. Были пластиковые календарики. Были стерео-календарики. Помните, в Парке была такая тусовка, как сейчас принято говорить, где собирались те, кто коллекционировал марки, календарики, и там все это можно было купить.

А.Г: А у меня какое-то, я не знаю, может быть, по юности лет, к этим в Парке Горького у меня было немножко брезгливое, что ли, отношение к этим людям. Или кто-то мне сказал, что это спекулянты. Вот что они там ходят, продают свои коллекции. Я не представляю, как можно продать коллекцию. То есть, ты вкладываешь всю душу в это, а потом продаешь. Менять еще ладно. Поэтому я обходил стороной эту тусовку. Я не участвовал. Я просто сам покупал и мне дарили.

Дворец пионеров.

Для меня вот Алма-Ата, та, старая Алма-Ата – это Дворец пионеров. Не школьников, который сейчас снесли, а Республиканский Дворец. Потому что несколько лет ну такой был родной дом. У нас был замечательный кружок: астрономы-наблюдатели. И им руководил, кружком, такой легендарный человек. (Вздыхает). (5 лет назад он разбился). Потом он впоследствии стал одним из наших знаменитых воздухоплавателей. Первым чемпионом по воздухоплаванию в Казахстане и Советского Союза Виктор Алексеевич Загаинов. Тогда у него еще не было этой страсти летать. Он был астрономом.

У нас был астрономический кружок, и вот 86 год так особенно запомнил. Это была комета Галлея, и по всему миру были наблюдения комет. Такая программа. Мы участвовали в этой программе, причем, официально. Давали какую-то заявку, и вот все мои друзья, которые занимались в кружке, они с разных точек делали свои наблюдения. Там надо было сравнивать блеск, что-то визуальные наблюдения были. Когда оценивают переменную, по переменной звезды – я не помню уже в деталях. Но это было очень здорово, потому что я как раз жил в микрорайоне, где то самое поле . Еще незастроенное микрорайоном Мамыр, или как он там сейчас называется.

И мы выходили очень далеко, чтобы не было засветки от Саина, с другом как раз выходили туда наблюдать. Зима, снег, очень морозный воздух. Естественно, великолепная видимость, то есть, нет никакой засветки. Мы просто ложились на снег и наблюдали эту комету. Она была очень яркой и, ну, несколько месяцев, по-моему, вот у нас была такая работа. Насколько я знаю, наши результаты, они обрабатывались и отправлялись в один из американских университетов. То есть, мы как-то так вляпались в историю. (Смеется).

КОРР: Даже, кажется, в тот период у Леонтьева была песня про комету Галлея.

А.Г: «Кометы Галлея загадочный хвост…» вот, вот такое да?

Газета «Горизонт».

А.Г: Ну, это же была первая вообще в Советском Союзе студенческая газета.

КОРР: Разве?

А.Г: Да. Это была первая студенческая газета такого общесоюзного масштаба. Хотя она издавалась в Казахстане и, по-моему, даже по Алма-Ате еще не было подписки. Но просто коллектив тогда был удивительный. У меня, я поменял много газет после этого и вообще журналистских коллективов. Но это были, конечно, звездные ребята все. Достаточно назвать их имена: конечно, это и Карлыгаш Есемжанова, и Витя Верк, и Алена Островская, которая потом уехала в Америку, Ольга Лившиц, которая теперь в Израиле, Арсен Баянов… Хорошая была команда. Но мотором всего этого, двигателем был, конечно, наш редактор Вячеслав Дмитриевич Столяров. Он приехал из Москвы – до этого он был редактором газеты «Труд» в Москве.

И он как-то так тяготел к молодежи очень, так по-хорошему пытался. У нас был еще ответственный секретарь Филипп, Филипп Пистополо. Он, к сожалению, покойный. Я помню, он все ворчал, говорил: что это за мечта – взять интервью у Цоя. Ну, что за мечта? Надо мечтать о чем? Жениться, родить себе кучу детей. Он такой очень правильный был мужик. (Смеется).

А атмосфера была какая-то не просто творческая, а возмутительно творческая. Мы писали достаточно острые материалы по тем временам, насколько это можно было в советское время. Я занимался культурой. Тогда у меня была начальница Люба Краснова, которая сейчас редактирует «Московский комсомолец». Отдел учащийся студенческой молодежи.

Мне хотелось писать о культуре, меня заставляли вот о самоуправлении, каких-то еще вещах, что я не очень любил. Но, тем не менее, вот такой переломный момент, как бы такой серьезный урок первый жизненный мы получили в «Горизонте».

Когда в газете появилось интервью — это была перепечатка из московского издания в ту пору опального уже Ельцина — на разворот, я помню, это интервью, и тогда наши партийные начальники решили Столярова снять. Но снять не просто, а еще вот нашими руками. Поэтому вот эти собрания многочасовые, когда от нас требовали отречения, то есть написать какую-то бумагу. Люди сидели, плакали. Нас не выпускали даже в туалет.

Вот я помню – это 6 часов, мы сидим, один из журналистов разнервничался, достал сигарету… И там: «Молчать! Встать, когда с тобой разговаривает партия!» Вон отсюда, короче. (Смеется).

КОРР: Было такое?

А.Г: Было такое, да. Я не буду называть имя этого человека – вот который прорабатывал тогда. Ну, самое главное для нас, я считаю, то, что мы не сдали своего наставника. Проявили такое единодушие командное, отказали подписывать. В конце концов, нам просто сказали: идите отсюда, и вообще, чтобы мы вас не видели. Но его все равно сняли. Потом пришел небезызвестный Алтынбек Сарсенбаев, и я считаю, что, как ни прискорбно, с того момента «Горизонта» уже не было. Это уже была другая газета.

Обувь фирмы «Джетысу».

Я говорю о том, что когда появилось это «чудо» — кроссовки фабрики ЖЕТЫСУ, их выбросили в ЦУМе. Я помню, что я простоял, наверное, часа три в очереди – они мне не достались. Моему однокласснику достались, мне нет – и мы так менялись. Мы с ним дружили, он мне давал их потаскать.

КОРР: Как они выглядели и сколько стоили, не помните?

А.Г: Ой, конечно, нет, сколько они стоили. Ну, сколько тогда вообще могла обувь стоить?

КОРР: Ну, рублей 7, наверное..?

А.Г: Нет, они были подороже. По-моему, подороже. Так что, ну, не знаю – по поводу моды как-то я так не гонялся никогда особо.

Леон КОСТЕВИЧ