Концерт «Нью-Йорк джаз репертори компани»

КОРР: Арсен, я думаю многие читали Вашу книгу «Алма-Ата неформальная», в которой Вы охватываете период, начиная с 60-х годов, примерно по 90-е. Давайте начнем с 1975 года, чем Вам он запомнился, какие впечатления были наиболее яркими в этом 75-м году?

Арсен Баянов: Во-первых, приезд знаменитых «Нью-Йорк джаз репертори». Это просто бомба была. Хотя, например, я больше увлекался рок-музыкой, бит-музыкой в то время, но приезд этих музыкантов просто вызвал шок. Это были звезды настоящие, и они, по-моему, только в Ташкенте, Москве и в Алма-Ате выступали. В трех городах были концерты, посвященные какому-то юбилею, кажется Армстронга.

КОРР: А где они играли в Алма-Ате?

Арсен Баянов: Они играли во Дворце Ленина, в общем, народ битком ломился. И, по-моему, такого уровня джазмены потом не приезжали. Это только в этом году приехал один из великих джазменов Билли Кобэм и «Deep Purple», все. Это из мировых звезд. Привезти таких музыкантов это насколько сложно. Я знаю, Попов был замминистра, говорили, что у него были большие связи, а тогда же все по связям делалось. Просто так невозможно было привести.

Рок-опера «Орфей и Эвридика»

Потом 75-ый, 76-ой год приезжала наша рок-опера, так называемая, «Орфей и Эвридика» — это тоже было событие, потому что все заслушивались рок-оперой «Иисус Христос — супер звезда» и сравнивали. И еще, по-моему, в 76-м году приезжал знаменитый ансамбль «Арсенал», они играли настоящий джаз-рок. Но «Арсенал» мало кто знал, потому что музыка была в основном интересна музыкантам. И там лидером был Козлов — знаменитый саксофонист, да, Алексей Козлов, о котором потом был монолог Филипенко «Козел на саксе». Ну и в 75-м, в 76-м году, насколько помню, я тогда для себя открыл Вознесенского, где-то я купил случайно, и его поэзия меня потрясла, и я сам начал стихи сочинять.

КОРР: А «Орфей и Эвридика» они тоже во Дворце Ленина были?

Арсен Баянов: Да, они во Дворце Ленина были. И потом были звезды Альберто Асадуллин (ошибка – Альберт Гатауллин), до сих пор слышно про него. Потом, по-моему, бывшие музыканты ансамбля «Поющие гитары» — это ленинградская команда, и потом уже лет через пять я встретил тоже «Орфей и Эвридика», мы приехали в Якутию, в Якутске это было. Но это уже была бледная копия «Орфея и Эвридика». Но тогда это было просто открытием. И хотя можно говорить о том, что это был якобы застой, считалось, что застой, но, тем не менее, музыканты сюда приезжали. Вот, кстати, хочется вспомнить «Токио Кьюбан бойз» — это великолепные японские джазовые музыканты, целый оркестр. Все это делалось живьем, пелось живьем. Вот такой рассвет. Соответственно и у нас был рассвет джазовой музыки, хотя рок-музыка была в зачаточном состоянии, но тоже пытались играть. И, в общем-то, такое бурное развитие происходило.

Цензура, Олжас Сулейменов

КОРР: Многие говорят, что цензура в Казахстане меньше прижимала творческих людей, чем это было, допустим, в той же России. Вы, как барабанщик «Дос-Мукасана», ударник, как человек, принимавший всегда в культурной жизни города и страны самое живое участие, можете сказать, действительно ли это так было?

Арсен Баянов: Вы знаете, цензура, да, насколько я помню, в Москву мы выезжали, и действительно там к этому более строго относились. Наверное, потому что это столица была вообще СССР. А здесь, когда я некоторое время работал в ресторанах, было организовано так называемое «отделение музыкальных ансамблей», которое следило за состоянием репертуара этих составов. Там даже был какой-то список, это история известная, запрещалось петь «Rolling Stones» и прочее. Но после того как музыканты из ансамбля «Дос-Мукасан», меня, кстати, не пустили в Америку, побывали в Америке, после этого я опять начал с ними работать, играть, сделали второе отделение, полностью состоящее из американских вещей. И там игрались вещи из «Чикаго» и прочее, прочее. И на нас почему-то действительно это не действовало, мы как бы проскочили. На нас мало обращали внимание, но цензура была. Может быть, и в хорошем смысле была цензура, если говорить о музыке, допустим, программа вот тех же ансамблей — она принималась. То есть, если ребята совершенно не могли играть или играли откровенно слабо, то их просто не пускали давать концерты. Если говорить о цензуре, допустим, в литературе, то это известная история с книгой Олжаса Сулейменова. В то время для меня лично Олжас Сулейменов, я, кстати, ходил в Союз писателей, это какая-то фигура знаковая была. Он такой молодой, красивый с таким чубом ходил, вечно мрачный. Я тоже пытался ему где-то подражать. Я читал его стихи, зачитывался его стихами. А тем более после этой книги, она вышла, все говорили: «Какая книга!». Собственно вот сейчас ее читаешь там ничего такого, по нынешним временам, крамольного не было.

КОРР: Но Евтушенко ведь заступался за Олжаса.

Арсен Баянов: Евтушенко заступался, да. Кстати, по-моему, в 76-м году мы поехали в Москву выступать с «Дос-Мукасаном» на книжную ярмарку. Тогда я увидел Евтушенко. Он шел такой весь из себя, в кожаном плаще. Кожаный плащ – тогда это было что-то, и все пальцем на него показывали: «Евтушенко, Евтушенко». А Олжас Сулейменов, когда мы там несколько вещей исполняли на этой книжной ярмарке, он перед нами какие-то стихи рассказывал. Ну, так вот интересно все это было.

Джаз в Алма-Ате

КОРР: За что именно Вас не впустили с «Дос-Мукасаном» в США?

Арсен Баянов: Вы знаете, до сих пор это неизвестно. Я уже фактически приехал в Одессу, поселился на теплоход «Казахстан». На следующий день, допустим, должны были идти там, по-моему, через Марсель, Канарские острова в Новый Орлеан, а меня раз и ссадили. Для меня это было шоком. Я приехал в Алма-Ату — серый город, холодно было, а там Одесса — тепло. В общем, месяца два я в себя приходил. Так и неизвестно по каким причинам, не понятно. То ли по политическим, то ли по каким-то еще, я не знаю. Я был молодой человек, и какой вред я мог нанести Советскому Союзу непонятно.

КОРР: Если говорить отдельно о таком явлении как «Дос-Мукасан», что было интересного связано с этим ансамблем? Я знаю, даже был такой эпизод, когда вы должны были дать к какому-то празднику революционному два концерта во Дворце Ленина, и что там был такой ажиотаж, что хотели второй концерт запретить. Но Кунаев лично сказал: «Нет, ребят любят».

Арсен Баянов: Это было, да. Но дело в том, что я играл уже во втором составе профессиональном. А это было, когда играл первый состав — Досым Сулеев, Шарип Омаров. Да, действительно был такой момент, не запрещали. Но народ ломился, и сломали какие-то стекла в только отстроенном Дворце Ленина и действительно были какие-то попытки запретить концерты, это я точно знаю. И действительно Кунаев сказал: «Что вы трогаете ребят?». Но «Дос-Мукасан», вы знаете, каким-то образом можно сравнивать с той же битломанией. Но дело в том, что «The Beatles» — явление планетарного масштаба, а «Дос-Мукасан» национального, будем так говорить. Они, то есть мы, больше пели на казахском языке, но все равно это тоже было. Когда я пришел работать туда в 74-м году. С 74-го по 80-й — 6 лет. Это беспрерывные гастроли, очень хорошие деньги, толпы людей и тогда я узнал, что такое слава небольшая. То есть, женщины, девушки и все такое. Это, правда, маленькое что-то по сравнению с тем, что было на Западе, наверное, но тем не менее.

КОРР: Какие-то еще группы, которые, так скажем, можно сопоставить «Дос-Мукасан» можете вспомнить в Алма-Ате?

Арсен Баянов: Ну конечно. Я еще раз говорю, дело в том, что «Дос-Мукасан» играли, это можно назвать, фолк-роком, фолк-битом. А у нас были, допустим, группы, которые играли, старались играть западную музыку. Те же «Жетыген», там был такой Талгат Сарыбаев, который, к сожалению, сейчас болеет. Они пытались такую музыку играть. Потом уже появилось Боря Серкибаев и Володя Миклошич. Кстати, мы с Володей начинали вместе играть, но они потом создали сейчас знаменитый «А-студио». Так сейчас и не вспомнишь. Но достаточно много было. Ну, вообще, Алма-Ата считалась одним из продвинутых городов. Я, почему говорю, потому что я много ездил по Союзу в то время и видел где, как и что творится. Особенно допустим в отношении джаза. Очень большую роль сыграл знаменитый барабанщик Тахир Ибрагимов. Вот я, допустим, приезжал, помню в Минск, и он попросил передать привет Демешко, барабанщику из «Песняров» И я подходил, говорил: «Вам привет». Он: «О, Тахир». Куда не придешь, везде Тахира знают. Я считаю, что он большую роль сыграл в то время, во время бурного развития джаза. Были какие-то джаз-клубы, но, к сожалению, в последнее время, особенно когда перестройка была, все это как бы обломилось, спад произошел. Хотя сейчас вообще идет подъем по музыке.

КОРР: То есть получается, что боролись с роком, а джаз уже как бы разрешали?

Арсен Баянов: Дело в том, что джаз помните, запрещали. Но потом они поняли, что джаз это музыка черных рабов против белых и решили направить это в такое идеологическое русло. А рок-н-ролл, хард-рок и прочее это же совершенно неприемлемо для коммунистов. Вы помните, длинные волосы, развязное поведение и прочее. А разве можно с музыкой бороться? Мне кажется, нужно было по-другому делать, но это уже прошло. Нужно было, я не знаю, разрешать, что ли, эту музыку, направлять.

КОРР: Преследования джаза Вы уже не застали, да?

Арсен Баянов: Нет, я застал, но я-то джазом не занимался. Просто джаз, будем говорить, существовал в полуподпольном варианте. То есть его разрешали вроде бы, но так чтобы где-то джазовый ансамбль давал гастроли, мне кажется, такого не было. Хотя вот «Бумеранг», который Тахир возглавлял, они ездили постоянно на фестивали по всему союзу. Тахир, Фархат — его брат и еще ребята. А вот допустим в отношении хард-рока, почему-то нет. Я считаю, у нас до сих пор в Алма-Ате нет хороших хардовых, роковых команд. Может быть, это энергетика Алма-Аты такая. Джаз у нас, пожалуйста, «поп» у нас есть, а вот почему-то хард-рок отсутствует как-то.

КОРР: А вы помните, может быть, какие-то примеры как преследовали рок в Алма-Ате?

Арсен Баянов: Дело в том, что у нас в Алма-Ате в 70-е годы рок пытались играть. Допустим, когда я ушел в свое время из «Дос-Мукасана», мы создали группу и играли на первом этаже в «Алма-Ате». Дело в том, что кабацкие музыканты, всем это известно, они всегда зарабатывали деньги. То есть получали 80 рублей в месяц, а все остальные деньги зарабатывали на чае, так называемом, за песню — 10 рублей. И вот этот первый этаж «Алма-Аты» считался непрестижным местом, то есть, там больших чаевых не зарабатываешь. А мы молодые ребята, любили «Deep Purple», допустим, «Rolling Stones», «The Beatles» и прочее, и мы там все это собрали и начали играть. В начале нам никто не запрещал, но потом к нам начали приходить инспектора, и они старались как-то все контролировать. И до одиннадцати мы играли, мы пытались играть, так сказать, частично советский кабацкий репертуар, а после одиннадцати, если нам разрешали — вот этот. Часто мы там играли и до часу, и до двух ночи.

КОРР: Но все-таки такого прессинга жесткого не было?

Арсен Баянов: Прессинга жесткого не было. Я говорю, видимо это в Москве было. Потому что там существовали диссиденты, то есть там чисто политизированная культура, а Алма-Ата, понимаете, это провинция и в политическом плане Алма-Ата, мне кажется, ничего не решала. Поэтому тут можно было. Приезжали венгерские группы, японские и прочие, можно было, и слушать и играть. Но все равно, когда говорили про рок и длинные волосы – это не приветствовалось.

Литература в Алма-Ате

КОРР: Что вы можете рассказать об этой стороне алматинской жизни? Я имею в виду печатные издания, литература, новинки какие-то тех лет, какие-то спорные вещи…

Арсен Баянов: Впервые я напечатался, если обо мне говорить, это был 88-й или 89-й год, по-моему, проходил молодежный фестиваль «Жигер», и вот на базе Союза писателей и журнала «Простор» — и все приносили свои вещи. И я принес какую-то свою вещь, там у меня было описание сексуальных сцен. В общем, насколько я помню, в «Просторе» произошел даже небольшой скандал. И там были некоторые люди, которые не хотели пускать эту вещь, хотя она потом была напечатана. Это роман, он назывался «Игры в час быка». Но вот эти вещи были вырезаны. Сейчас я не позволил бы этого сделать, но тогда мне хотелось напечататься. А тогда для меня, например, когда появилась переводная литература, я и мои друзья стали больше искать эти переводные всякие англо-американские книги.

КОРР: Начиная с 75-го года, вы помните Алма-Ату литературную, или Вы целиком были в музыке?

Арсен Баянов: Нет, вы знаете, я был в музыке. Алма-Ата литературная, она ассоциируется у меня с «Каламгером», потому что бар, «Калам» его называли, ночью можно было прийти, он до одиннадцати работал. Шум, гам, можно было выпить, посидеть и тогда там были писатели. Мы на них смотрели как на каких-то небожителей.

Бары Алма-Аты

Арсен Баянов: Нет, вы знаете, я был в музыке. Алма-Ата литературная, она ассоциируется у меня с «Каламгером», потому что бар, «Калам» его называли, ночью можно было прийти, он до одиннадцати работал. Шум, гам можно было выпить, посидеть и тогда там были писатели. Мы на них смотрели как на каких-то небожителей.

КОРР: Кто там появлялся?

Арсен Баянов: Ну, тот же Олжас, все эти известные люди. Они как бы не так часто. Та же «Аккушка» была, помните? Знаменитое кафе, демократичное совершенно место, где кого только ни увидишь – и художников, и писателей, и артистов и прочее.

КОРР: Какие наиболее популярные были злачные, как тогда принято было говорить, места или пользующиеся успехом?

Арсен Баянов: Ну вот «Аккушка». Вы же помните, называли «бермудский треугольник». Это я насколько помню ЦГ, «Аккушка» и магазин «Кооператор». И говорили, если туда попадешь, то можно пропасть на несколько дней и ошиваться.

КОРР: Кто в «Аккушке» чаше всего был, вы помните?

Арсен Баянов: Там, будем говорить, в основном молодые ребята собирались. Потому что с собой можно было принести портвейн, выпить. Там до сих пор, мне кажется, сложилось ядро, вот старые «аккушечники» сейчас собираются в «стекляшке». Знаете, «стекляшка» на Кирова она осталась до сих пор, вот они там собираются. А так туда придешь, когда молодой, познакомишься с девчонкой, можно посидеть, выпить. В конце концов, там можно было и до одиннадцати и до двенадцати посидеть. «Иссык» ресторан на «Бродвее» знаменитом. ЦГ. «Иссык», гостиница «Алма-Ата» — эти этажи, они работали до двенадцати, когда все прочие рестораны прекращали работать. Это вот с 75-го по 80-й годы. Можно было подняться в буфет, там посидеть, выпить. Потом открыли, по-моему, в 85-м или в 84-м знаменитый «Отрар» там был бар, где можно было до трех, до четырех утра сидеть. И вот мы туда приходили, там дежурили, ну не агенты, а старики, которые уже старые были из Комитета госбезопасности. Они старались нас прогнать, а мы все равно пытались там посидеть. Это было интересно.

КОРР: А вот «скворечник» был еще, кажется на Гоголя…

Арсен Баянов: Да, «скворечник» бар, потом бар-ресторан «Алма-Ата» на третьем этаже коктейль-бар знаменитый. По-моему, этот коктейль-холл был аналогичен знаменитому коктейль-холлу в Москве. То есть, мне кажется, мы все это брали из Москвы, так оно и было. «Бродвей» тоже назвали, потому что там был «Бродвей» и здесь «Бродвей», там коктейль-холл и здесь. Потом шестой этаж, где можно было выпить и водки и пива и прочее.

КОРР: А Вы помните цену или название коктейлей, сколько они стоили?

Арсен Баянов: Я уже нет. Но, по-моему, три рубля, что ли. Действительно цена высокая была, или два с чем-то, не помню, «Шампань-Коблер». Туда же невозможно было пробраться, там целые очереди стояли с первого этажа на третий — вот такая очередь. Суббота, пятница всем хотелось посидеть, это единственное такое место было. Потом уже, по-моему, открыли «Меруерт» бар, потом в гостинице «Иссык» бар открылся. Потом, по-моему, на Медео. Уже полегче стало.

КОРР: Ну вот «Меруерт», я помню, даже Нугманов в «Игле» снимал.

Арсен Баянов: Да, в этом «Меруерте». Ну, это место хорошее было, такое молодежное. Сейчас там банк, по-моему, находится.

Алма-атинские СМИ, газета «Горизонт»

КОРР: Вы были главным редактором «Панорамы», Вы работали во многих знаменитых, оставивших след в истории журналистики СМИ и Вы работали в газете «Горизонт». «Горизонт» — это вообще, я помню, глоток свежего воздуха. Давайте подробнее о «Горизонте» поговорим.

Арсен Баянов: Кстати, в этом году в декабре будет 20 лет со дня выхода первого номера «Горизонта». Главным редактором был Слава, Вячеслав Столяров. Насколько я знаю, это было после 86-го года, после известных событий. Решили тогда создать некое молодежное издание, которое бы влияло на умы молодых, на русском и на казахском языке. В начале был создан журнал «Арай-Заря», вот там Столяров был заведующим отделом русской редакции. Я пришел туда и он меня взял. Я показал ему несколько своих работ он меня взял без блата, без ничего. После этого в 87-м году решили создать эту газету «Горизонт». Это издание ЦК ВЛКСМ Казахстана. И в 87 году он перешел туда, и я перешел туда и как раз первый номер появился. Да, это действительно, в течение года мы начинали с тиража две или три тысячи экземпляров, маленькие еженедельники выходили и в течение года мы завоевали свою нишу. И тогда, кстати, после этого уже «Караван» появился. То есть вот эта ниша, будем говорить, еженедельников, – это совершенно другой формат, когда подача была — большие фотографии, большие заголовки, сенсационные какие-то расследования. Я год или два работал как криминальный репортер. Я постоянно поддерживал связь с ГУВД, постоянно, если там убийство они звонили, я приезжал. Я ездил, однажды мне посчастливилось. Я пришел к знакомому лейтенанту милиции, мы сидели и вдруг он говорит: «Вот убийство произошло, отрезали голову». Я попал в одну из групп, которая поехала и прямо при мне поймали этого убийцу. Вот такие вещи. И мы чуть ли не на следующий день, может быть, через день, такой репортаж выпустили. Вот такая газета была. В то время, помните, «Казправда», «Огни Алатау» — чисто партийные газеты, ничего интересного. Поэтому, я помню, что вот в субботу одна газета выходила утром и к обеду в Алма-Ате уже ее разбирали. По-моему, тираж дошел до 30 тысяч. И там все ребята были молодые, ребята, которые не имели работы в большевистской советской прессе. Я не говорю, не хочу сказать, что там все были плохие журналисты, просто подача, манера такая была. Хотя мы боролись с ЛИТО. ЛИТО — это цензор был. Я помню, принесешь материал, а он может тут же тебе перечеркнуть. Даже я помню, выходила газета с пустыми местами в материалах. Ну и в течение года, полутора лет работал Столяров, а потом насколько я знаю, это было чисто решение Колбина. Колбин в то время был Первым секретарем и он, по-моему, за интервью с Ельциным — потом еще какие-то были материал — и его решили убрать. А мы, что интересно, мы думали, что это какие-то происки врагов. Писали письма, я помню, собирали подписи всяких известных людей, отнесли в ЦК КПСС и бросили в ящики, послали Колбину. Хотя Колбин, насколько я знаю, принял это решение. После этого пришел на смену Столярову, известный в то время журналист Алтынбек Сарсенбаев. Он тоже из «Арай-Заря» пришел. Конечно, уровень Алтынбека, будем говорить, если Столяров очень сильный как редактор, как журналист, то уровень Алтынбека, он такой был человек, это был большой профессионал. Он МГУ закончил, факультет журналистики. То есть опыт у него был. Он вообще умный был парень и в течение года я год работал после ухода Столярова, он эту политику продолжал. То есть газета продолжала оставаться на плаву. Дальше, когда я ушел, насколько я помню, через год или через два, видимо, то ли денег не было, то ли что — газета загнулась. Ну, вот в этом году 20 лет со дня выхода первого номера.

Газета «Караван», «Панорама»

КОРР: А еще какие-то запомнились Вам средства массовой информации, в которых Вы работали или просто любили читать?

Арсен Баянов: Во-первых, естественно будем говорить о «Караване» — кто-то любит его, кто-то нет. Вот когда вышел «Караван», меня тоже туда звали, кто уже там был, я не помню, первый главный редактор. Но меня позвали делать «Панораму» и я туда пошел. Эта газета очень интересная была. Хотя я говорю, что в перестроечном плане «Горизонт» был самым первым. То есть, если это было бы частным изданием, можно было бы дальше продолжать и продолжать. Во-первых, какие плюсы были у «Каравана». Во-первых, это частная газета, то есть, зарплата была в том же «Горизонте», я помню, 120 рублей, а там 300 или 250. Разница большая. А мы уже частично с командой из «Горизонта» «Панораму» начали делать. Это было предложение со стороны Союза, был такой Союз малых предприятий Казахстана, и в то время банк назывался «Медео», потом он переоформился в «Казкоммерцбанк» и они решили создать газету. Но не в пику «Каравану», а другую. «Караван», как желтая пресса, в хорошем плане, а они решили создать газету для «белых воротничков» и меня туда позвали. Я им сделал проект «Технико-экономическое обоснование», они дали деньги и я начал. Фактически весь тот «Горизонт» мы перетянули туда и стали эту газету делать. Потом по разным причинам я ушел, и газета уже дальше продолжала существовать.

Перестройка

КОРР: Был очень интересный момент в жизни всего Советского союза, и Казахстана, Алма-Аты в частности — это Перестройка. Это комки, появление первых коммерческих ларьков, магазинов. Это продукты, которых мы никогда не видели до этого — баночное пиво, батончики «Snickers», ликер «Amaretto». Это были первые иномарки, это были первые видеомагнитофоны. Помните, были объявления: «Меняю видеодвойку, допустим, на автомобиль»? То время оставило в вашей душе какой-то след, приятно о нем вспоминать? Что бы вы выделили из этого периода?

Арсен Баянов: Да ну. Вы знаете, оно какое-то такое время, оно наступило внезапно. Кто был подготовлен, я считаю, все равно к такому времени внутренне нужно было быть готовым, те его встретили. Мне, например, кажется, что это не мое время. Оно такое хаотичное, бардак был полный. Я из того времени запомнил бандитизм, разгул бандитизма. А если говорить о музыке или о литературе, запомнилось, что пришло очень много хорошей литературы. Свободно смогли приезжать группы всякие. Я поехал, был фестиваль в Москве, приезжали «AC DC», «Metallica» и прочие. Я даже взял билет, полетел, хотел попасть туда. Но, к сожалению, не попал, по объективным причинам. Да, хорошо – видеодвойки, джинсы, прочее, но это приложение.

У меня был один интересный случай. Мы тоже пытались заниматься бизнесом и нам задолжали одни люди пять тысяч долларов. Никак не отдавали. Тогда я пошел к одному человеку и сказал: «Пять тысяч нам должны». Он сказал: «Ты передай им, что мы будем встречаться в роще Баума». Я этим людям передал и через час они мне пять тысяч принесли. Вот был такой момент интересный.

Тася РЕЙВ