Детство детское.

Карина Абдуллина: Я всю жизнь, всю сознательную жизнь, вплоть до недавнего времени прожила в Алма-Ате, в районе парка Горького, там прошло все мое детство. И 11 лет от конечной остановки «парк Горького» я проездила в свою специальную музыкальную школу имени Байсеитовой на 59 автобусе. Сейчас, по-моему, ребята сами на автобусе в школу не ездят. Сейчас, я смотрю, их водят за руку или возят на машинах. Мне это кажется диким и ненормальным, потому что ездить с портфелем за спиной на автобусе через весь город, потом возвращаться, с друзьями и подругами зайти куда-нибудь в кафе — это было частью нашей детской жизни. Сейчас, видимо, детство у детей проходит совершенно иначе. Алма-Ата у меня всегда ассоциировалась с чем-то таким теплым, домашним, спокойным. Я помню, что очень много любила ходить по городу пешком, будучи совсем девчонкой и даже в детский сад сама ходила, потому что он был через дорогу, и это было совершенно безопасно. Когда училась в школе, не смотря на то, что училась на другом конце города, когда мне было некуда спешить, я могла пойти от «Выставки» до парка Горького пешком. Не было такого огромного количества транспорта, не было такой кошмарной загазованности, было прекрасно дышать. Обязательно заходила в какую-нибудь кафешку поесть мороженого или же, знаете, любила, когда у меня были индивидуальные занятия в консерватории. На специальность мы ходили в консерваторию, я любила заходить в кулинарку, которая находится через дорогу от консерватории, и покупала там всегда за 22 копейки какое-нибудь пирожное. Либо это было «Заварное», либо это была трубочка с кремом, но крем почему-то клали по краям, а внутри она была пустая или это было пирожное «картошка». Вот такие ассоциации.

Потом я еще вспоминаю зиму, вот эту вот алма-атинскую зиму, которая не сравнится ни с чем. Я помню, что во времена моего детства зимы были очень холодными, и снег всегда скрипел под ногами. И опять же повторю, живя в районе парка Горького, всю зиму мы проводили на катке, на стадионе «Спартак», который находился в парке Горького. Я не знаю, есть ли сейчас этот стадион, и функционирует ли он, но во времена моего детства каждый вечер всем районом мы брали коньки, шли пешком и до 11, до 12 ночи катались на этом катке. И помню до сих пор, что там светил огромный прожектор монументальные какие-то чувства вызывал он у меня в душе, и играла одна и та же пластинка — это была ленинградская группа «Пикник», и я помню эту музыку — «…твой телефон ноль, ноль, ноль…», — и мы под эту музыку кругами катались, кружили, знакомились.

Детство музыкальное.

Карина Абдуллина: Я музыкант в третьем поколении и, видимо, моя судьба была предопределена, и я ни капли не жалею, что я связала свою жизнь с музыкой, поскольку понимаю, что на данный момент кроме как заниматься музыкой я ничего больше по-настоящему, хорошо делать не умею. Мои родители – профессиональные музыканты. Моя мама всю жизнь проработала в Театре оперы имени Абая концертмейстером, а отец в этом же театре был оперным певцом, пел баритоновые, теноровые партии. И познакомились они, когда устроились работать молодыми солистами в театр — мама после алма-атинской консерватории, папа после московской. Там они познакомились, и через несколько лет родилась я, и, в принципе, выросла за кулисами оперного театра у нас в Алма-Ате.

КОРР: Ну, наверное, тогда многих оперных звезд вам приходилось видеть…

Карина Абдуллина: Я не воспринимала их как звезд, и не воспринимаю по сей день, потому что для меня это были «тетя Рая», «тетя Таня», которые работают вместе с мамой, которые задействованы в репетициях с моими родителями. И, может быть, поэтому я так и не заболела «звездной болезнью». Поскольку в наше время, в то время, в котором сейчас находимся мы, многие артисты — не артисты, а случайные люди на эстраде, я имею в виду жанр популярной музыки. И поэтому, оказавшись на эстраде, они заболевают «звездной болезнью» — для них это что-то необычное. А для меня ничего необычного в этом нет, поскольку я с самого детства в оперном театре, я даже выходила в эпизодических ролях, мимансах в опере Даргомыжского «Русалка» в роли маленькой русалочки; также в опере «28 гвардейцев-панфиловцев» я изображала девочку, которая возлагала цветы на монумент Вечного огня. А потом учеба в музыкальной школе, где каждый экзамен — это выступление на сцене. Может быть, поэтому.

КОРР: А чем была характерна учеба в музыкальной школе? То есть, это, естественно, своя, если можно так сказать, отдельная тусовка. В обычной школе дети учатся, ходят на занятия, потом бегут куда-то, не знаю, своими делами заниматься, а у вас видимо все было так серьезно…

Карина Абдуллина: Это вы точно подметили. Во-первых, не просто музыкальная школа: это специальная музыкальная школа имени Байсеитовой, она называлась «школа для одаренных детей», туда съезжались дети со всего Казахстана, и наша школа была школой-интернатом. Те, кто жили в Алма-Ате, ездили на занятия из Алма-Аты, а большая часть учеников приезжали из разных городов и аулов и всю жизнь, точнее, всю школьную жизнь, все 11 лет жили в интернате. Но я вам скажу, байсеитовская школа, в которой я училась — это кладовая талантов. Это школа, которую закончили очень многие выдающиеся музыканты, люди, которые сейчас являются лицом культуры Казахстана, такие как Айман Мусаходжаева, Жания Аубакирова, Гаухар Мурзабекова. Все они, и многие другие, окончили нашу школу, и я тоже не явилась исключением. И я вспоминаю, что у нас в классе было мало человек, всего 17, но все они были настоящими личностями, посредственностей в этой школе не было. Каждый был музыкант. Кто-то пианист, кто-то виолончелист, кто-то скрипач, кто-то духовик — и каждый был друг другу друг, но при этом конкурент. У нас была здоровая конкуренция, мы хотели заниматься больше, играть лучше для того, чтобы становиться настоящими музыкантами, и эта конкуренция подстегивала нас к прогрессу, к росту. Потом, после школы, была консерватория, где в принципе мы с нашими одноклассниками продолжали учебу, но уже получали высшее образование. А сейчас немного обидно, потому что я, будучи профессиональным музыкантом и посвятивши изучению музыки 16 лет, каждый день по 3-5 часов просидевшая за инструментом (и в принципе я могу себя назвать профессиональным музыкантом), но сейчас, работая в жанре популярной музыки на эстраде Казахстана, я вынуждена конкурировать, если это можно так назвать, с представителями художественной самодеятельности. Немного печально.

Детство пионерское.

КОРР: А в уже подростковом возрасте какие были увлечения помимо музыки?

Карина Абдуллина: «Клуб интернациональной дружбы» во Дворце пионеров. Как раз во времена моего детства он был построен вверх по Ленина, и мы восхищались этим зданием, ходили туда на экскурсии. Там было очень много кружков, и каждый мог найти себе занятие по душе. Меня всегда интересовала международная журналистика: не знаю почему, но я всегда мечтала писать статьи, которые кто-то бы публиковал, брать у кого-то интервью. Я обожала смотреть «Международную панораму», бессменным ведущим которой был Фарид Сейфуль-Мулюков. И вот я ходила во Дворец пионеров в «Клуб интернациональной дружбы», общалась с иностранными студентами, брала у них интервью, изучала английский язык, и мне это было очень-очень интересно. И, может быть, я и стала бы журналистом впоследствии, если бы там, в коридоре Дворца пионеров, меня не встретил Канат Тулебаевич Мукаев — руководитель вокально-инструментального ансамбля пионеров, которые занимались во Дворце пионеров и школьников. Он сказал: «Пойдем-ка ко мне в ансамбль, это у тебя явно лучше получается». И тогда я стала ходить в вокально-инструментальный ансамбль и уже всерьез стала заниматься современной музыкой. Не смотря на то, что училась в специальной музыкальной школе и получала классическое музыкальное образование.

Детство «халтурное»

Карина Абдуллина: Когда мне было 13 или 14 лет, мой предприимчивый руководитель понял, что я не простая пионерка, которая ходит в ансамбль и что я недурно пою, у меня замечательная память, я все тексты песен помню наизусть и к тому же владею инструментом. Он купил мне маленькую «Ямаху», научил с ней обращаться, и в первый раз в жизни в 13 лет я пошла на так называемую «халтуру» — мы с ним пели на свадьбе. Я заработала свой первый рубль в 13 лет, потом это было 2 рубля, потом 5, потом 15, потом 25, потом 50, потом 100, и в 11 классе я уже в неделю 200-300 рублей зарабатывала. В то время мама получала 120 рублей в месяц, и тогда мы с ней зажили очень хорошо.

КОРР: А где приходилось выступать с такими «халтурами»? Может быть, помните какие-то рестораны?

Карина Абдуллина: Вот, допустим, ресторан «Алма-Ата», и рядом там такая пристройка была в 5 этажей, по-моему, банкетных залов. И вот в одном из банкетных залов мы каждую субботу всегда выступали на каком-то мероприятии. И самое интересное, что моя слава шла впереди меня: все уже передавали сведения о том, что есть такая девчонка, которая учится в байсеитовской школе, и вот она поет с одним парнем, они так здорово выступают, давайте пригласим их на свои мероприятия. Я не думала, что свяжу в дальнейшем с этим свою жизнь, я пошла туда ради интереса. К тому же за это платили деньги. А поскольку на тот момент мои родители уже развелись, мы жили с мамой вдвоем и жили ну очень-очень скромно, если не сказать бедно, поэтому это было очень интересно плюс еще возможность заработать. И именно, кстати, благодаря вот таким занятиям меня и нашел Булат Сыздыков для работы в группе «Мюзикола», потому что ему нужна была девушка, которая пела бы на бэк-вокале, и ему сказали, что есть вот такая Карина, пойди и
послушай ее.

Happy Birthday, «Мюзикола».

арина Абдуллина: Я училась в байсеитовской школе уже в 10 или в 11 классе, и Булат, будучи уже известным музыкантом — все-таки, группа «Арай», группа «Алма-Ата», впоследствии группа «А-Студио» — для нас это были кумиры, мы восхищались ими и гордились тем, что они наши соотечественники… И вдруг один из лидеров этого коллектива приходит в мою школу для того, чтобы меня послушать. Я никогда не считала себя певицей и никогда не воспринимала себя как певицу: я всегда считала, что я пианистка. Я, кстати, была лауреатом разных конкурсов, а пела просто потому, что мне это нравилось. Я никогда не задумывалась о том, что меня никто не учил петь. Видимо, потому что отец оперный певец, дедушки — братья Абдуллины — это знаменитые великие певцы Казахстана, мои родные дедушки, и, видимо генетика мне досталась хорошая. Меня никто не учил петь, у меня всегда это хорошо получалось. И вот Булат пришел, чтобы послушать, как я пою. Я очень стеснялась, потому что я была очень скромно одета — я повторю, мы с мамой очень скромно жили, и у меня не было ничего такого, в чем бы я могла прийти к нему на прослушивание. Я помню, у кого-то из подружек что-то попросила, какие-то джинсы, кофту. Я пришла к нему, он говорит: «Спой что-нибудь». Я села за рояль и начала петь то, что мне нравилось. Это были песни Шаде, Джорджа Майкла, Фила Коллинза — все, что было доступно на тот момент нам для того, чтобы послушать и как бы вникнуть в музыку современную. Ему понравилось, и впоследствии группа «Мюзикола», которую он планировал как большой коллектив, где девушка бы подпевала, преобразовался в дуэт, где девушкой-солисткой стала я: вот уже 15 лет я успешно солирую.

КОРР: А первое ваше выступление помните?

Карина Абдуллина: Да, это было телешоу «Рик» во Дворце спорта, помню очень смутно. Единственно, я помню, что зашел туда — есть такой корреспондент известный Игорь Пискунов — и он брал интервью у артистов, и он как-то так очень самоуверенно ввалился в гримёрку, подошел ко мне с микрофоном и говорит: «Здравствуй, Кариночка, ты такая симпатичная, не скажешь ли ты…» ну и так далее, какой-то вопрос. А меня это так задело, и я сказала: «Я не симпатичная — я красивая!». Это было первое выступление и данное мною интервью, после чего Пискунов, по-моему, меня возненавидел. А потом Булат мне предложил поехать в Москву на конкурс, потому что в то время в Казахстане вообще мало что происходило в нашем жанре. И он говорит: «Давай поедем на конкурс «Утренняя звезда» к Юрию Николаеву. Это очень популярный конкурс, возможно, тебе там удастся заявить о себе». Я сначала немного испугалась, но потом согласилась. И мне было 17 лет, когда я поехала в Москву на конкурс «Утренняя звезда»: мне удалось там взять Гран-при.

КОРР: Это какой год был?

Карина Абдуллина: 1994.

Между Алма-Атой и Москвой.

КОРР: Не было желания остаться в Москве, переехать туда?

Карина Абдуллина: В общей сложности мы прожили там порядка 10 лет, но, как поется в одной из наших песен «Между Алма-Атой и Москвой», наша жизнь протекала всегда между Алма-Атой и Москвой. К сожалению, у нас в Казахстане никогда не станешь по-настоящему знаменитым, если ты не заявишь о себе в той же самой Москве или за рубежом. «Нет пророков в своем отечестве» — это старо, как мир, поэтому, заявив о себе там, мы стали успешно выступать и в России, и в Казахстане. Но, честно признаться, не смотря на то, что в Москве мы многого добились и у меня до сих пор там есть собственная квартира, и машина, и вообще все там замечательно у меня сложилось, я никогда не чувствовала себя там в своей тарелке. Мне чужд менталитет того населения, которое меня окружало, и я все-таки по натуре такая настоящая закоренелая алмаатинка. Я всегда поражалась тому, что, прожив 10 лет в Москве, самыми близкими моими друзьями становились одинокие бабушки-пенсионерки. Знаете, наследницы еще того времени, вдовы дипломатов, очень интеллигентных людей-москвичей, которых в итоге бросали дети и ждали, когда они умрут, чтобы унаследовать их квартиру в центре Москвы, где я по соседству снимала комнату. И вот этим бабушкам я помогала купить хлеб, сделать уборку дома, с такими людьми меня почему-то судьба сталкивала, и мы с ними сближались. Что же касается представителей современного поколения — да, у меня были там знакомые, но ни с кем из них мы не стали друзьями. Мое возвращение два года назад в Алма-Ату было связано, прежде всего, с тем, что меня пригласили сниматься здесь в кино, и мне нужно было постоянно находиться в Алма-Ате. И мы с Булатом приняли решение вернуться, поскольку шоу-бизнес в Казахстане начал набирать довольно большие обороты, и мы имеем возможность здесь снимать клипы, выпускать диски и так далее и тому подобное. Так вот, вернувшись сюда, я, честно признаться, особо не пожалела, потому что по большому счету настоящий музыкант — это личность без географических границ. Нас по-прежнему приглашают периодически в Москву выступить на каких-то мероприятиях, так же мы ездим за рубеж, но живем здесь, у себя дома. Мне очень нравится быть дома чем-то таким, чем гордятся люди, мне очень нравится жить в своем родном городе, в котором я когда-то чувствовала себя маленькой песчинкой, а сейчас ощущаю большой горой. Мне это нравится, мне это доставляет удовольствие.

Про кино.

КОРР: Была ли мечта вообще когда-то, может быть, когда вы еще были маленькой девочкой, сняться в кино?

Карина Абдуллина: Я никогда не мечтала сниматься в кино. И вообще никогда не мечтала о чем-то, не связанном с музыкой. Поскольку я, будучи перфекционистом, всегда считаю, что если ты образован в чем-то одном, то должен это дело знать хорошо и реализовывать себя в этом. В моей ситуации это музыка. Но меня часто приглашали сниматься в кино. Еще лет в 15-16, я помню, приглашали на «Казахфильм» на пробы. Помню, что моя бабушка, когда я была вообще девчонкой, привела меня на «Казахфильм», где искали девушку для роли Баян Сулу в фильме «Баян Сулу и Козы Корпеш». И когда в отделе кадров, или как это называется, кто занимается подбором актеров, посмотрели на меня, то сказали моей бабушке: «Вы знаете, если бы мы снимали фильм про «Ромео и Джульетту», может быть, мы ее и взяли бы, но на Баян Сулу она никак не тянет».

Потом были предложения более серьезные, но я никогда к этому особо серьезно не относилась, поскольку считала, что я не имею права отнимать хлеб у актеров, у актрис, да и мне это не нужно было. Но когда в очередной раз мне поступило предложение сниматься в кино (это произошло уже порядка трёх лет назад), режиссер Сатыбалды Нарымбетов пригласил меня на пробы на роль Марии Шокай в фильме «Мустафа Шокай» — это исторический кинофильм, который снят по заказу президента, это второй крупный проект «Казахфильма» после «Кочевника», то мне, конечно, стало интересно. К тому же на тот момент в шоу-бизнесе на территории СНГ пошло такое безобразие, что не понятно кто стал певцом, не понятно кто стал актером, я подумала: «Господи, а почему и мне бы не попробовать?» и решила прийти на пробы. Самое интересное, что, не смотря на то, что на эту роль пробовались очень многие актрисы, в том числе и российские звезды, почему-то утвердили меня. Два с лишним года я была задействована в съемках этого фильма. Не могу сказать, что я получила какой-то позитивный опыт, поскольку я очень много болела и условия, которые нам предоставлял «Казахфильм», были, мягко говоря, кошмарными в большинстве случаев, за исключением съемок в Чехии, где мы снимали вторую серию картины. Но, тем не менее, когда прозвучал последний звук хлопушки, мой последний кадр был отснят, мне показалось, что мне чего-то в жизни не хватает. Киношники мне говорили: «Ты будешь скучать по камере», а я им не верила, но они оказались правы. Что получилось, я не знаю, премьера будет только весной. Но люди, которые видели фрагменты из этого фильма, люди, имеющие отношение к кинематографу, отзывались достаточно хорошо. Я не знаю. Судить не мне, судить зрителям, но недавно на киноэкраны вышел видеоклип на одну из моих песен, которая, возможно, станет саундтреком к этому фильму. В этом клипе есть кадры из кино, и зрители могут посмотреть и уже немного оценить мою деятельность как актрисы. Хотя, признаться, я как-то к этому не отношусь всерьез до сих пор.

Письмо Горбачеву.

Карина Абдуллина: Я была на тот момент в таком возрасте, что ни о чем глобальном, честно признаться, не задумывалась. Но я помню первые годы нашего суверенитета, когда жилось тяжело не только жителям регионов, но и алмаатинцам. Я помню, как мы с мамой сидели в не отапливаемой квартире, когда не было ни газа, ни электричества, когда люди на улицах в котлах готовили что-то поесть. Я помню, когда не было горячей воды, и было действительно тяжело, когда была еда по талонам, но мы как-то быстро все это пережили, и это не оставило какого-то неизгладимого впечатления о тех временах, поэтому на тот момент я не задумывалась. Сейчас немножко есть мысли на тему того, что мы жили в одной огромной стране, и у нас была советская культура, советская история. В итоге, когда Казахстане, лишенном своей культуры, своей истории, своего языка, мы все — люди разных национальностей и это немножко, конечно, привносит дискомфорт в нашу жизнь. И сейчас, я считаю, мы как-то умудряемся все равно уживаться в мире. Хотя, конечно, жителям той же России живется в плане так сказать духовном намного проще, потому что они были державой, и они ею остались, а нам приходится что-то доказывать, но это судьба так распорядилась. Но я вам расскажу об одном забавном случае перестроечных времен моего детства, когда я написала письмо Горбачеву, и он мне ответил.

Мне было тогда 12 лет, это был 1988-ой год, у руля сидел Горбачев Михаил Сергеевич, и в стране уже назревали какие-то перемены — свобода слова и так далее. Я, будучи ребенком увлекающимся, интересующимся, обо всем этом знала. И вот, если вы помните, в Алма-Ату каждый год все наше детство в парк Горького приезжал «Лунапарк», чешский «Лунапарк» — это было издевательство над советскими детьми. Сколько детей плакало, они не могли выиграть эту несчастную жвачку или кубик Рубика, которые они выставляли на витрины, но никто не мог этого выиграть, я помню. Поскольку я жила через дорогу, мы бегали туда с подружками, мы нюхали вот этот заграничный запах, доносившийся из кегельбанов, мы смотрели на это, и у нас текли слюни. Но у нас не было этих 60 копеек, чтобы что-то выиграть. А даже если мы наскребали их или мама с папой вели кого-то в «Лунапарк», то выиграть на деле эти призы было невозможно. Вместо призов давали простой карандаш или какой-нибудь содовый напиток одноразовый, и мне это было крайне неприятно и обидно. Тут я подумала: «Михаил Сергеевич поможет» и написала письмо Горбачеву в Кремль. Причем, я не сказала об этом никому, я не сочла нужным с кем-то делиться. Я написала: «Уважаемый Михаил Сергеевич, пишет вам Карина Абдуллина из города Алма-Аты. Каждый год к нам в город приезжает «Лунапарк», и мы ходим туда на аттракционы. Но понимаете, Михаил Сергеевич…» Дальше идет история о том, как жвачку выиграть невозможно, как это все дорого, что чешский народ вроде как бы дружественный нам, обдирает советский народ и советских детей. В общем, я написала целую тираду, но поскольку почерк в 12 лет был у меня такой неустойчивый, я попросила соседку постарше, чтобы она написала на конверте: «Москва, Кремль, Горбачеву». У нее был хороший почерк, и она написала. Я бросила, как сейчас помню, это письмо в почтовый ящик на пересечении улиц Гоголя и Талгарская, где я жила, и уехала в пионерский лагерь. Приезжает ко мне мама и говорит: «Паразитка, ты писала письмо Горбачеву?» Я говорю: «Да». Она говорит: «Собирайся, нас вызывают». В общем, вызвали нас куда-то в Комитет государственной безопасности. Я помню, мы сидели в большой приемной, длинный коридор, я была в сарафанчике и очень была расстроена тем, что меня вызвали из пионерского лагеря, потому что там были все мои друзья, и в этот день должен был проходить какой-то конкурс песни и строя. В общем, я сижу, и вдруг выходит секретарша и говорит: «Кто здесь Карина Абдуллина?» Встаю я, она в недоумении говорит: «Проходите». Мы с мамой проходим, сидит женщина — приятная женщина — до сих пор помню, как ее зовут — Людмила Давлетовна. И говорит: «Это вы Карина Абдуллина? Вы написали письмо Горбачеву?» Я: «Да». Она спрашивает: «А вы сами его написали?» Я говорю: «Да». Она: «А почему же на конверте другой почерк? Вас, наверно, кто-то подстрекал?» Я говорю: «Нет, ни в коем случае, просто у меня почерк некрасивый, поэтому я попросила Наташку с 4 этажа, чтобы она написала за меня: она старше меня и у нее более красивый почерк». Ну и потом началось: а почему, а зачем, а тебе не стыдно, ты позоришь советскую страну, советских детей… В общем, час с лишним длилась эта беседа. И потом, в конце концов, все увенчалось тем, что мне показали мое письмо, и на нем стояла печать в форме вымпела, где было написано: «Москва, Кремль». Оказывается, письмо дошло до Кремля, его отправили по месту назначения, чтобы разобрались на месте. И, в конце концов, я вышла из этого кабинета с бесплатным приглашением на все аттракционы парка Горького, которое мы с подружкой за один день очень успешно прокатали.

Самое интересное, несколько лет назад я лечу на гастроли в Астану и в самолете встречаю какую-то женщину. Она ко мне подходит и говорит: «Карина, а ты меня не помнишь?» Я: «Нет, извините, пожалуйста». Она говорит: «А я та самая Людмила Давлетовна, которая вызывала тебя в Комитет. Ты знаешь, когда я увидела тебя в 12-летнем возрасте, я сказала, что из этой девчонки обязательно что-то получится. И, как вижу, я не ошиблась». Вот такие были истории во времена моего детства.

КОРР: Шикарная история! Может, еще что-то такое было?

Карина Абдуллина: Ну, было много того, на что не последовало ответов. Я потом писала и Рейгану письма, и еще кому-то…

Письмо Сагалаеву.

Карина Абдуллина: Был еще случай, когда появились на Центральном телевидении так называемые телемосты — это было очень актуально, очень популярно. И вот телекомпания «ВИД», которую возглавлял Владислав Листьев, объявила конкурс на участие в телемосте между школьниками СССР и США. Для того, чтобы поучаствовать в этом проекте, нужно было написать письмо на Центральное телевидение, ответить на какие-то вопросы конкурса. Я уже не помню, что именно, но помню, что очень давно. И вполне возможно, что вы как представитель своей республики — тогда было 15 союзных республик — поедете на телемост. И я написала письмо в телекомпанию «ВИД». Я что-то там написала, забыла успешно об этом, и мне пришла телеграмма: «Вы включены в число участников телемоста. По вопросам организации свяжитесь с Комитетом комсомола. Главный редактор Эдуард Сагалаев». Я очень много лет хранила эту телеграмму. В итоге из Казахстана поехало два человека: я и еще один парень. Это был какой год? Боже мой, не вспомню, 1988 или 1990… В общем, я помню, что я поехала в Москву, участвовала в этом телемосте между школьниками. Задавал вопросы руководитель проекта Владимир Познер, который вызвал меня к доске, на которой была изображена карта СССР, и сказал: «Покажи, где здесь Казахстан». Я так перепугалась, что даже у меня рука дрожала: на телевидении первый раз в жизни на центральном. И я ткнула куда-то не туда. А я еще в это время успешно занималась во Дворце пионеров в ансамбле, было много концертов, и я пропускала занятия, за что в моей школе все время грозились меня выгнать, но никак не могли, потому что по специальности я всегда училась хорошо. И мне говорили: «Мы тебя выгоним, мы тебя выгоним». И тогда я на этом телемосте подняла вопрос о пропусках в школе, и я пожаловалась на свою школу, на своего директора… Все это потом показали по ЦТ, и меня все в школе стали бояться и уважать.

Эпоха барахолок.

Карина Абдуллина: Цыганки у базара, которые торговали перламутровым лаком и помадой польской. Тогда ничего не было, а ты уже девушка и тебе хочется хорошо выглядеть, привлекать внимание парней. Я помню, накопишь эти деньги, наскребешь, пойдешь к этим цыганкам, купишь перламутровый лак для ногтей и помаду. Вот это мне остро запомнилось. А так, когда начали появляться эти барахолки, эти оптовки – честно признаюсь, я даже одно время торговала на барахолке. Это было ужасно. Мама уезжала на гастроли, оставляла меня одну и денег оставляла мало, нужно было как-то прожить. Она говорила: «Езди кушать к бабушке», а бабушка жила очень далеко. И вот у меня предприимчивая соседка говорит: «Слушай, поехали торговать на барахолку». А я говорю: «А как?» Она: «Я тебя научу». Я: «А чем?» Она: «У тебя дома есть вещи, которые мама тебе дарила, но ты еще их не надевала?» Я говорю: «Есть». Она: «Ну вот, достанешь из шкафа, и поедем». Бедная мама, она так, по-моему, никогда об этом и не узнала. Я в шкафах доставала все, что у меня было нетронутое, и ехала торговать на барахолку. И помню, она меня учила мазать вот так вот этими деньгами по непроданным вещам. Господи, я помню, когда я пришла на «специальность» мой педагог Нурлан Тохатрович — мы как раз с ним готовились к концерту с оркестром и репетировали «Голубую рапсодию» Гершона — говорит: «Абдуллина, в субботу в девять утра я тебя жду на репетицию». Я говорю: «Нурлан Тохатрович, только не в субботу и не в девять». Он говорит: «Я не понял, почему?» И я ему отвечаю: «Потому что я буду торговать на барахолке». Я училась тогда в 11 классе. Помню, что у Нурлана Тохтаровича чуть не случился инфаркт. Ну, это быстро прошло, потому что я поняла, что подружка меня затянула туда, к чему я совершенно не имею никаких способностей, где я чувствовала себя совершенно чужеродным элементом, но такая практика в моей биографии была.

КОРР: Денег хоть удалось заработать?

Карина Абдуллина: Да, да удалось, конечно.

КОРР: А, кстати, помните, на что свои первые деньги потратили?

Карина Абдуллина: На косметику. Универмаг «Москва», на 2 этаже был отдел российской косметики, кошмарнейшей косметики. Но я помню, что я покупала там сухие духи «Елена» и тоже помады, блестки, что-то такое. Я всегда была неравнодушна к тому, что делает женщину красивей и привлекательней. А еще знаете что? Я помню, что я выиграла в «Спортлото» 38 рублей. Да. Помните, были «5 из 36», «6 из 49»? Я купила однажды билет, зачеркнула 6 цифр и выиграла 38 рублей. Такое тоже было.

КОРР: Это в каком возрасте было?

Карина Абдуллина: Не помню, в советское время.

КОРР: Родителям отдали деньги?

Карина Абдуллина: Нет, конечно. Я подружек повела в ресторан…

«Официант, водки»!

Карина Абдуллина: А еще я помню, как мой друг (это было вообще давно, во втором классе), мой одноклассник украл у учительницы по сольфеджио 25 рублей из сумки на перемене. Мы учились во втором классе. Школа находилась и находится до сих пор в районе «Выставки». Он подошел ко мне и сказал: «Слушай, есть девчонка какая-нибудь симпатичная знакомая?» Я говорю: «Да, а зачем?» Он: «Я приглашаю тебя в ресторан, со мной еще пойдет Арман, он виолончелист, а ты возьми еще какую-нибудь девочку». Я говорю: «Ладно». И мы пошли — два пацана и две девчонки — на украденные у учительницы деньги в ресторан «Достык» на ВДНХ. Я помню, у меня ранец был такой тяжелый с Чебурашкой. И когда пришли туда, этот мальчишка сказал: «Официант, водки!» И подошла официантка и сказала: «Мороженое или убирайтесь отсюда!» И мы ограничились мороженым. Потом нас вывели на чистую воду и обсуждали на педсовете. Я не воровала, друг воровал, но я пошла и кушала мороженое.

Алма-Ата. Последние из могикан.

Карина Абдуллина: Сейчас алмаатинцев настоящих не осталось. Посмотрите по сторонам — какие-то такие персонажи порой окружают, что мне становится страшно, и я не стесняюсь говорить об этом вслух. Во времена моего детства Алма-Ата — это был город интеллигентный, интеллигентных людей, а сейчас что-то творится страшное. Вот этот неконтролируемый эмиграционный поток — видимо, это свойственно любой стране на каком-то определенном этапе ее развития — но меня это удручает и печалит. Потому что тех алмаатинцев, которых я помню во времена своего детства и подросткового возраста, я уже сейчас здесь не вижу. Кто-то уехал, кто-то умер, кто-то остался… Я называю их «последними из могикан». Может быть, они и составляют круг моего общения. Но сами по натуре алмаатинцы очень добрые люди, очень воспитанные люди и очень-очень аккуратные. Но, судя по тому, что сейчас творится на улицах, опять можно сказать, что настоящих алмаатинцев у нас сейчас осталось очень мало. Видимо, это удел больших городов, ведь Алма-Ата сейчас превращается в мегаполис. Когда я в первый раз попала в Москву и мы снимали там с Булатом квартиру, я всегда очень была обижена отношением москвичей к приезжим. Господи, а сейчас я сама стала такая же. Я сейчас тоже ругаюсь со своими соседями, жалуюсь на них в охрану, благо у нас дом охраняемый. Вот такая я стала. Может, это возраст?

КОРР: Что для вас Алма-Ата?

Карина Абдуллина: Это моя родина, это часть моей жизни. Это место, где я научилась понимать и исполнять музыку. Я не знаю, как сложится моя жизнь в дальнейшем, но пока без Алма-Аты я свою жизнь не мыслю.

КОРР: Ну, и последний вопрос. У вас, как у человека, который вырос в Алма-Ате, наверняка есть какие-то места — может быть, каких-то из них уже нет, они не сохранились — что это за места?

Карина Абдуллина: Ну, во-первых, это горы, этими местами всегда остаются горы. Помню, в детстве каждую субботу и воскресенье мы садились на 6 или на 29 автобус и ехали на «Медео» кататься на коньках или просто гулять, пешком подниматься на плотину и спускаться по этим ступенькам — мы их считали, я помню. Каждый раз, когда я чувствую себя неважно, когда мне нужно побыть одной, я стараюсь остаться наедине с природой, и горы мне в этом очень помогают. Сажусь я уже на собственный автомобиль, поднимаюсь вверх на плотину и нахожусь там одна. А что касается каких-то таких мест — наверное, это все-таки тот же парк Горького, в котором я выросла. Иногда — правда, очень редко — я могу прийти туда, походить по аллеям. Это не так безопасно, как в то время: обязательно с мужем под ручку и пока еще не темно. И вот здесь, в центре, конечно. Никогда не думала, что я буду жить в центре, прямо возле Оперного театра, но так сложилась моя жизнь. А в принципе, здесь прошло все мое детство, потому что здесь работали мои родители, и я очень люблю гулять в скверике у театра, где когда-то в детстве я ждала маму после репетиции. Мы даже свадьбу свою сыграли в «Театральном кафе».

Тася РЕЙВ