«Была какая-то аура».

Я могу честно глядя вам в глаза сказать, что я люблю этот город. Вся сознательная жизнь моя прошла в этом городе. При всем том, что я приезжий — я приехал из Сибири и только с 1971 года я здесь живу. То есть, с 17 лет я живу в Алма-Ате и рад, что так судьба сложилась, что я попал в этот город — он мне очень нравится. Здесь особая атмосфера, здесь особый дух, здесь все особое. Даже в отношении других казахстанских городов он очень отличается, не говоря там о Москве, о Питере, о других. Это город со своим лицом. Можно долго говорить об этом лице. И мне этот город дал, во-первых, образование, а во-вторых, первый опыт политической борьбы. Могу сказать, что в 17 лет у меня был первый привод в КГБ. Я как раз из старой когорты тех диссидентов, которые тогда уже понимали, что с коммунистами каши не сварить и нужно что-то менять в этой ситуации. Ну и большое место, наверное, в моей жизни имело то, что я здесь стал заниматься своим любимым делом. То есть, я пришел в телевидение, пришел в журналистику. Это как бы две ипостаси, которые раскрылись именно в этом городе. Это, с одной стороны, политическая деятельность, общественная деятельность, а с другой стороны — журналистика.

КОРР: Многие, как и Вы, вспоминают эти чудесные арыки с журчащей водой, как можно было лежать на травке и пить пиво — такая пасторальная картинка. А Вам не кажется, что этой Алма-Аты больше нет – той, о которой вы говорите?

С.Д: Не, ну это нормальный процесс урбанизации — а как вы хотите? Город растет, становится меньше арыков, меньше журчит вода в них, меньше травы, на которой можно полежать и попить пива. Больше пива, но меньше возможностей найти не загаженный участок под Алма-Атой — это проблема урбанизации, это проблема цивилизации, деваться некуда. Жизнь идет вперед, и ничего мы не сделаем в этом, и попытки как бы остановить это ни к чему не приведут. При всем этом надо смотреть на то, что происходит и оценивать правильно строительство новых красивых домов. Я думаю, Алма-Ата меняет облик, но не становится от этого хуже. Посмотрите, элитстрой этот, новые последние здания — они же достаточно органично вписались в большинстве своем в архитектуру нашего города и украсили Алма-Ату. И Алма-Ата становится все красивее и красивее, и не надо думать, что всё уродуют до полного основания. Поэтому, конечно, когда мы говорим о старой Алма-Ате, мы вспоминаем эти улицы — ту же Тулебайку, на которой стояли одноэтажные дома, эти вековые тополя, арыки. Вздутые тротуары — в этом тоже есть своя прелесть, я согласен, и мне мил тот город, и я с удовольствием сейчас вот здесь хожу, возле Парка Горького, где несколько улочек еще сохранили свой первозданный облик. Когда я там проезжаю, прохожу, то сердце щемит, и я вспоминаю всё это. Все-таки была какая-то аура. И вот, понимаете, эта аура такая архитектурная как бы дополнялась аурой духовной, душевной.

«Акку» — интеллектуальный клуб.

Тот же феномен кафе «Акку». Это же был интеллектуальный клуб в городе. И вся богема, вся элита собиралась там, и это было непередаваемое что-то, что каждый день туда можно было пойти и встретить своих знакомых, друзей, обсудить политические вопросы. Плюс там и фарцовка была. То есть, мне кажется, сегодняшний бизнес весь оттуда вырос.

КОРР: Фарцовка в «Акку» была, да?

С.Д: А как же! Там самые известные фарцовщики Алма-Аты были, самые стильные женщины, и даже легкого поведения, ошивались. То есть, это была такая богемная тусовка, а богема, она без импортных джинсов не бывает, понимаете? Я не говорю, что там только всё светлое чистое было – там была и пьянка. И мордобой иногда встречался. Ну, мужики соберутся, выпьют — но это было искреннее все, понимаете?

КОРР: А кого вы помните из завсегдатаев «Акку»?

С.Д: Художника Налимова, Сашу Бренера — хороший был поэт. Кстати, мы не ценим, когда это вокруг нас. Потом, когда мы расстались, я понял — у него достаточно были хорошие стихи. Я помню, своих стихи он читал прямо там, за чашечкой кофе, за чашечкой вина. Сабита Жусупова покойного помню. Из известных сейчас Андрей Хан, Эдуард Медведкин, Андрей Щербаков. То есть, много людей, которые сейчас стали достаточно известными, и все мы варились в этом котле. Мы пили этот кофе и получали не только информацию — там велись очень жаркие дискуссии. Там рассказывались анекдоты. Это был на самом деле клуб – интеллектуальный клуб города Алма-Аты, летний вариант. А зимний вариант — это «Каламгер». Как бы вот между этими двумя точками и пульсировала вся интеллектуальная жизнь столицы.

Романтическое время нашего ТВ.

Романтическое время нашего телевидения, когда впервые стали появляться коммерческие каналы — точнее сказать, независимые от государства. Первым таким каналом был Коммерческий телевизионный канал – КТК. Фидель, бывший директор телевидения казахстанского, он рискнул и первый пошел в свободное плавание. Его проект оказался удачным, и в рамках этого проекта начинались мои первые шаги как продюсера, как организатора телевизионного бизнеса. Я помню, все начиналось с программы ТНН – «Телевизионные неофициальные новости». Идея возникла у меня, и я ее предложил Володе Литвинову. Вместе мы с ним подбили на это дело Андрюшу Зубова и Игоря Денисова. И вот вчетвером мы попытались создать эту программу. Первую телевизионную информационную программу в стране. Причем, был интересный договор: мы пришли, сказали — мы готовы делать. Он говорит: «У меня нет средств, нету возможности – операторов, машин, ничего нету». Мы говорим: «У нас есть камера- мыльница». У меня была машина «восьмёрка». И вот, говорим, есть кадры. Единственно, мы у него попросили, чтобы их Тимур Бекбоев был оператором. И вот в этом составе мы начали снимать программу. Причем, мы договорились так: если мы делаем программу и через полгода, по-моему, или через три месяца, я уже не помню, по соцзамерам эта программа будет собирать более 50% аудитории, то Изя Эйнехович готов взять эту программу как постоянную и заплатить даже. И вот мы отработали это время, и проведен был соцопрос. И ТНН набрали 60%, то есть, даже зашкалили. Действительно, это был прорыв, потому что та форма подачи была выигрышная, необычная. Конечно, сейчас такая программа вряд ли… Хотя, кто его знает. Неофициальная подача с ухмылочкой, с позиции автора, вернее, ведущего, который был и автором сюжета, как правило, она сегодня отвергается в информационном поле — это считается браком: журналист должен выдавать картинку и не более. А в ТНН всё подавалось через призму двух ведущих — Зубова и Денисова — они давали свое видение событий, которые происходили. И это подкупало, это создавало популярность. Программа завоевала популярность, она стала самой популярной информационной программой города на тот момент. С этой программы мы, собственно, почувствовали силу — что мы тоже что-то можем — и начался процесс создания собственного телевидения. Ну, телевидение создать было очень сложно. Поэтому начали с радио – мы замутили совместный проект с «Радио Максимум» московским. Как бы в начале предполагалось, что мы будем филиалом этого радио. Мы вышли в эфир, проработали первый месяц на фонотеке Жени Бычкова – то есть, с утра до вечера крутили Битлз. Вот тупо шел Битлз — тогда еще микрофонов не было, просто шла музыка без всего. К концу месяца весь город знал об этом радио, и в каждой машине слушали вот эту музыку.

КОРР: Там же, по-моему, не только Битлз были? Или это позже стало — вообще весь «тяжеляк», хард-рок?

С.Д: Это потом пошло, а пока просто мы не были готовы. Все так получилось неожиданно. Мы собрали 30 тысяч, по-моему, по тем временам уже за аренду автобуса, в котором была примитивная аппаратура, подогнали под телевышку, которая внизу в Алма-Ате, подключили кабелем, и пошел сигнал в эфир. Он покрывал Алма-Ату и часть Алма-атинской области. И за это мы платили Гостелерадио арендную плату. А после месяца мы поставили микрофон, подключили различные необходимые вещи. И я помню, этим занимался Сережа Басин — отличный инженер. К сожалению, сейчас его уже нет. Он был техническим мотором нашей команды, а Женя Бычков был музыкальным продюсером. То есть, это была радиостанция, которая была создана самими журналистами. Над нами никого не было, мы были самыми главными. И сами же работали. Потом начался эфир, начались программы — знаменитая «7.40» Басина, Иванова — это первая юмористическая программа независимого радио в Казахстане. Потом появились тематические программы самого Жени Бычкова, Маши Трескуновой, Романа Райфельда, Родиона Титаренко — да много. Если сейчас перечислять, это целая была плеяда людей, которые сегодня так или иначе присутствуют в эфире. Потом подтянулась Рау Татьяна — она стала главным редактором информационных программ. Потом стала вести на телевидении свою программу, а потом радио начало зарабатывать — пошла реклама. И то, чего так пугался все время Изя Эйнехович Фидель. Он не хотел работать на рекламе, он хотел работать от счетчиков — в смысле, от декодеров. И у нас был спор такой: он наставивал на декодерах, а я убеждал, что половина их все равно было левых, мы же знаем, как это было. И он в конце концов от них отказался, перешел на рекламу. И за счет рекламы мы подкопили денег, открыли телевидение. В начале канал назывался «Твин», потом «ТелеМакс», потом «ТВ М» — различные были причины, почему приходилось менять название. Но команда оставалась та же. Время действительно было такое романтическое, потому что каждый журналист отвечал за свою работу, не было цензуры. А журналисты были достаточно по тем временам серьезные. Это Миша Сафин, Родион Титаренко… Кто там еще из серьезных? Рахима Устемирова. Я сейчас понимаю, что нам многим не хватало профессионализма. Многие даже пришли из печатной журналистики и с телевидением столкнулись впервые. Но все понимали, что ты работаешь на команду, и что ты можешь подставить. Но не было цензуры — мы выдавали всё. Но старались работать на грани фола, чтобы не получилось судебных исков и прочего. И в принципе мы практически избежали этих рифов, провели корабль до определенного этапа. И я считаю, что это был достаточно большой успех, потому что через три года в рейтингах информационных программ наши программы, публицистически по крайне мере, они конкурировали. С нами конкурировали только «Информбюро» на Тотеме, которые чуть позже появились. «Хабар» был на 3-4 месте. То есть, мы всех «сделали», и, наверное, это была одна из причин, почему потом сделали нас. Уже в организационном плане нас убрали из эфира. Потому что фактически политическую моду диктовали мы — по крайне мере в Алмате и Алма-атинской области. И я со своей точки зрения понимаю власти, которые поняли, что мало владеть телами граждан — надо еще и умами. Вот они сделали зачистку информационного пространства — так мы оказались без эфира. То есть, прошел тендер, по которому нас лишили частоты, мы не выиграли его. Хотя тот, кто с нами конкурировал, вообще ничего не имел – парадокс. Я думаю, все прекрасно знают об этом периоде. Основной принцип редакционной политики был – мы строили только на собственном вещании собственные программы. У нас была другая проблема — у нас было настолько много идей, что мы не все идеи могли реализовать. Потому что каждый человек, работающий в телекомпании, в процессе работы в конце концов приходил к идее создания собственной программы. Так было с Татьяной Рау, которая была информационщиком, а потом создала программу «Вместе». И я не считаю, что это был аналог какой-то программы — это была ее программа. Удачно-неудачно, но она была популярна. Можно спорить — кому-то нравится, кому-то нет. Я считаю, что это была неплохая программа. Та же, с сегодняшних позиций примитивная, «Тумба-юмба», детская программа, она была из первых. И она была ни на кого не похожая. И «Лучшая информационная десятка» — это креатив, это был прорыв. Потому что это действительно очень удобно было — отсмотреть в конце дня лучшие сюжеты со всего мира.

КОРР: Я знаю, каналы конкурировали, чтобы попасть в вашу «Десятку» и обижались на вас за то, что вы не взяли какой-то сюжет из их новостей.

С.Д: Да. Именно так и было. Коля Махамбетов вел свою программу — великолепная программа. Она была салонного уровня, когда он приглашал туда известных певцов, композиторов. Показывал как бы творческую кухню этих людей. Потом появилась моя программа «Открытая зона». Вообще нескромно говорить про свою программу, но тем не менее я считаю, это была первая интерактивная программа без предконтроля. То есть, зритель звонил в студию, его включали напрямую, его никто не спрашивал: а что вы там скажете, как это делается сейчас. Зритель тут же попадал в студию, и я уже с ним в студии на всю аудиторию разбирался. И парадокс — за всю историю программы — а это более года — ни одного мата. Не нашлось ни одного придурка, который позвонил бы и выматерился. А мог бы. Феномен — я не могу этого объяснить. И программа тоже раскрутилась. Если уж премьер министр пришел на нее! Кстати, надо отдать должное, не побоялся. Кажегельдин пришел в прямой эфир. А ведь мог кто-то позвонить и сказать ему: а ты помнишь, что было то-то и то-то… Понимаешь, насколько он рисковал. Понимаете, этот креатив — это было принципиально для нас, мы не хотели повторов. Мне кажется, то, что делает сегодня телевидение, это оскорбительно для зрителя: взять, у кого-то слямзить и переделать. «Как выиграть миллион» — хорошая программа, да, но она чужая. Зачем повторять? Неужели не хватает мозгов придумать свою программу? У меня даже сейчас в загашнике 3-4 программы, которых никогда не было. То есть, так они не реализованными и остались. А ещё у нас, помните, была программа «Экипаж» — гонки по городу. И «Рулетка» была. Да, можно спорить об их достоинствах, согласен. Но это было оригинально. Вести ту же «Рулетку» приезжали и Панкратов Чёрный, и Рудинштейн. Это говорит о том, что эта идея была не самой плохой. И они пытались ее в Москве даже, насколько я знаю, поставить, но что-то там не получилось. Я считаю, если вы хотите делать свое телевидение, оно должно начинаться с собственных программ. Если нету масла в голове, тогда не надо этим заниматься. Не надо обезьянничать и повторять кого-то: эпигонством заниматься — это не серьезно. Это вообще, я считаю, позор. Может быть, поэтому на нашем телевидение умерла публицистика. А само телевидение если и не умерло, то просело здорово. Оно занимается пародиями, и это вызывает смех.

Радио на букву «М».

КОРР: Вот Вы упомянули Костю Иванова, и я вспомнил, что мы записали много интервью для этого проекта, в которых люди упоминают и Колю Махамбетова, и Машу Трескунову, но вот о Косте почему-то не говорят. Поэтому я хочу восполнить этот пробел: расскажите, какой это был человек? Как с ним было работать? Что он собой представлял как личность?

С.Д: Да, действительно, я забыл Нурбергена Махамбетова упомянуть, потому что это один из столпов нашей команды. Это очень талантливый человек. Я просто приведу пример, что когда он был в эфире, то я замечал, что эфир у нас слушался лучше. У него был вкус, он ставил такую софт-музыку. Потом приходили и просили: «Вот Коля вчера работал, дайте записать вот этот кусок. А в отношении Кости Иванова — это был замечательный человек. Я был потрясен, когда узнал, что он умер. Во-первых, вы знаете, страшный интеллектуал. При всем том, что он, как все наши интеллектуалы, мог и по матушке, и прочее. Но он был настолько эрудирован, что с ним, откровенно говоря, трудно было даже спорить. То есть, дискуссия всегда приводила к проигрышу. Хотя я знаю, он был педагогом, преподавал, но не в этом его ценность. О чем бы он ни говорил, всегда сквозила какая-то усмешка. В душе это был действительно веселый человек. Он оптимистично воспринимал жизнь. Я никогда не слышал упаднических ноток в его голосе, он всегда говорил в радостных тонах. Он создал эту программу «7.40», которая строилась на анекдотах, на приколах — это было задолго до Фоменко и всех прочих. Этот жанр как бы начинался у нас в Алма-Ате. Вообще, могу сказать, что в тот период мы давали фору даже в Москве. У нас было 7 радиостанций, а у них 3, понимаете? И в отношении оформления радиостанций, саунд-дизайна мы были выше. Или по крайней мере, на уровне. Потому что мы встречались с коллегами — к нам приезжали и ди-джеи, и журналисты. И тот же Макаревич к нам на радио приезжал, и Сукачев. И все они отмечали высокий уровень. Причем, интервью с певцами, которые приезжали, вел Женя Бычков, а его уровень квалификации, подготовка — сами знаете.

КОРР: Говорят, Артем Троицкий восторгался его эрудицией.

С.Д: Да. Кто-то мне из них сказал, не помню, кажется, Гребенщиков или Макаревич, что Бычков, как Артем Троицкий у вас. Как музыкальный критик он был на этом уровне. И очень жалко, что мы потеряли такие мозги: теперь Бычков проживает за границей. Тогда действительно была мощная команда, мощная бригада, которая, если бы не произошли эти события, если бы мы остались в эфире, я думаю, что мы были бы не последней радиостанцией. Мы бы не скатились до того уровня, до которого скатились сегодня наши радиостанции. До уровня музыкальных тусовок, приколов и объявлений типа «Шарик поздравляет Бобика с днем рождения и ставит ему такую песню». И в музыкальном, и в информационном плане это было серьезное радио. Женя ненавидел попсу, и я разделяю эту точку зрения. Поэтому в этом плане мы и проиграли «НС». Потому что они ставили ширпотреб.

КОРР: Но, кстати, ведь «Радио НС» в то время было синонимом Кости Иванова. И Костя Иванов эту конъюнктуру очень четко сёк. Потому что я помню, когда мы с ним сталкивались, я говорил: «Костя, ты же металлистом был вчера, ты же слушал металл, а теперь у тебя Гарик Кричевский». Но он говорил, что, мол, нет, старик, это все нормально.

С.Д: Дело в том, что Костя если делал музыкальную программу или юмористическую, он этому отдавался в целом. Но все понимали, что это тематическая программа Кости Иванова. Это не значит, что Костя Иванов такой «попсюк»: он понимал серьезную музыку, он понимал настроение слушателя. Он шел, он работал на потребу, потому что просто понимал свою аудиторию и только. Это не говорит, что у него внутри было. Он умел работать для аудитории.

КОРР: Ещё один нюанс работы на вашем радио тех лет. Ваши ребята говорили: «Нет, мы во время эфира не употребляем. Дуванов чувствует запах спиртного через динамики». То есть, я знаю, что эта сторона у вас тоже была подтянута.

С.Д: Я не говорю, что там была жесткая дисциплина. Но такие вещи, как выпивать в эфире, это возбранялось, и это пресекалось всеми доступными средствами. Просто мы устраивали разборки, но никто никого не бил рублем, не увольнял. Был коллектив, товарищество, и мы пропесочивали. И много было таких столкновений в хорошем плане этого слова. И не только из-за алкоголя. В частности, с Александром Кириченко – это тоже один из столпов нашего радио. Он как бы сторонник «тяжеляка», хэви-метала, он постоянно тайком, зная, что я в этот момент могу спать, он обязательно 2-3 вещи в плэй-лист вставлял. И если попадался, то ему, конечно, доставалось. Он говорил: «Ну они тоже должны привыкать к этой музыке» — слушатели, имеется в виду. Мы говорим: «Ты распугиваешь аудиторию – и так она уходит на «НС», на Киркорова, на «Централ», на шансон». Ну, «НС» давал всю попсу дешевую, а мы категорически были против. Хотя, конечно, мы с Литвиновым постоянно спорили в том плане, что, слушай, все-таки надо нам немного понизить планку. Потому что элита нас смотрит, слушает, на новости переключается на нас, ведь у нас была сильная новостная команда, основные затраты финансовые шли на информацию. Музыка — это ди-джей, фонотека, и всё. А здесь целая команда которая ездит, собирает информацию, готовит ее, выдает в эфир, то есть, затратно было. И вот я знаю, что многие говорили: начало часа — на «Макс» переключаемся (или на «М» потом), и слушаем новости. Но потом уходим на «НС»: там наш любимый шансон. Я еду в такси, спрашиваю: кого слушаешь? И таксисты мне так отвечают, как я только что сказал. И мы Женю пытались заставить как музыкального продюсера: «Давай немножечко планочку понизим, давай Киркорова будем периодически давать», и, все прочее. И он шел на какие-то уступки но не доходил до откровенной попсы: «Ласкового мая» у нас в эфире по определению не могло быть. И все-таки мы держали солидную такую планку. И вот я сейчас вспоминаю, как было, когда Женя сам вел «Блюз по пятницам» — такая у него была программа. Вы не поверите, при всем том, что я был занят, в тот момент я включал и слушал. Я отбрасывал все дела, мне нравилось — это было профессионально. Это был такой драйв! И мне звонили мои друзья, и просили: запиши программу. Говорили: молодец у вас Бычков. На одном дыхании часовая программа пролетала. Причем, блюзы — это же специфическая музыка, но вопрос в том, как подать.

Неоднозначный Нуркадилов.

Я не считаю Нуркадилова мэром, понимаете? Нуркадилов выше этого — он просто политик. Мэр — это просто одна из ипостасей его личности, его надо все-таки рассматривать как политика, который был достаточно весомым в политической жизни этой страны. И его должность в этом плане, наверно, тоже определила эту значимость. Действительно, я с Заманбеком Калабаевичем знаком с 1984-го или 1985-го года, сейчас трудно сказать. Он тогда в «Центрстрое» работал. По-моему, начинал даже как начальник участка, потом главным инженером был. И мы пересекались: я работал на стройке, учился параллельно в университете. А он был у нас начальником. Ну, что я могу сказать? Если честно, как производственник он не производил какого-то впечатления. Было ощущение, что этот человек использовал стройку как трамплин для своей карьеры. То есть, видно было, что это человек из влиятельного клана. Что его двигают, и что он просто делает карьеру. А стройка в этом плане была достаточно хорошим трамплином. Потом так судьба сложилась, что мы с ним стали сотрудничать в кавычках, когда у меня был телеканал, а он меня закрывал в качестве акима. В качестве руководителя города были претензии с его стороны к нашему каналу, потому что мы высвечивали некоторые негативные моменты хозяйства. Мы грешили на него за нападение на нашу телекомпанию, когда у нас вынесли все оборудование. Это было сделано, может быть, не по его указанию, но, по крайне мере, со стороны руководства города. Потом Заманбек Калабаевич перешел в оппозицию: так случилось, что он поссорился с властью и оказался в оппозиции. Здесь опять как бы наши пути пересеклись, и он стал частым гостем в моей программе. П о крайне мере, 3 раза он в эфире был точно. Он не производил впечатления креативного человека в тот момент. Хотя мы все видели, чувствовали его харизму — что он заходит в студию и как бы ощущаешь его присутствие. Но, понимаете, вот с политической точки зрения с умением оперировать понятиями у него были большие напряги. Я в программе, как сейчас помню, ну не то что издевался над ним, просто я пытался задать вопрос. Говорю: «Ну все-таки, Ваше политическое кредо?» А он начинал говорить о чем попало. Я ему опять: «Хорошо, с этим все понятно, а все-таки скажите — Ваше политическое кредо?» Подсказываю – то есть, Вы социал-демократ, либерал, коммунист? Каких взглядов Вы придерживаетесь? И вот тут он начинал ближе отвечать. То есть, он занимался политикой, не имея для этого серьезной подготовки. Следующий этап — он опять ушел во власть. И здесь мы практически не пересекались с ним. Следующее пересечение — это когда он оказался в оппозиции, и вот здесь наши контакты были самыми сильными, плотными и плодотворными. Мы встречались с ним с Нурбулатом Масановым, были очень длительные разговоры о политике, о ситуации в стране, о перспективах преодоления всех этих проблем. И вот на том этапе я могу сказать, что он вырос в достаточно зрелого серьезного политика, и логика его рассуждений соответствовала такому уровню, чтобы говорить о нем как о лидере каком-то. И, возможно, в качестве этого лидера он представлял угрозу для власти, что не исключает сам факт того, что власть могла приложить руки к его смерти. Ну, это как гипотеза, не более.

КОРР: Поскольку мы сейчас говорим о нашем городе, то мне здесь в данном случае интересен Нуркадилов именно как городской голова.

С.Д: Я сознательно ушел от этого, чтобы не привносить негатив в Вашу теорию, что он являлся одним из самых заметных мэров. Я думаю, что все Акимы, все руководители, все председатели исполкомов Алма-Аты, они ничем друг от друга не отличаются. Я не говорю, что они больше думали о своем кармане, чем о городских проблемах. Разница только в том, какие были возможности в разное время у городского бюджета ремонтировать улицы и делать что-то. Вот у Тасмагамбетова их больше, чем у кого-либо. В стране много денег, что мы и видим. У Храпунова этого было меньше, соответственно, мы это видели на улицах. У Нуркадилова этого было еще меньше и, возможно, он старался. Я плохо отслеживал перипетии его деятельности тогда, но ощущалось это на улицах не очень.

КОРР: Я помню, что он пытался наполнить полки магазинов в начале 90-х мясом и молоком. Я помню, была такая фишка, чисто его — автопоезд называлась. Чтобы люди не мерзли на остановках, он три «Икаруса» подряд пускал. Они ехали, собирали людей, и это решило проблему однозначно. А я тогда, работая журналистом, присутствовал на коллегиях, которые он проводил в горадминистрации. И вот эти все высокопоставленные люди, которых он собирал – он очень с ними разговаривал жестко, если не сказать больше. То есть, он, кажется мне, был очень такой своеобразный человек в этом плане.

С.Д: Леон, это Ваша точка зрения. Я знаю, как Шалбай Кулмаханов разговаривал со своими подчиненными — более чем жестко. Насчет «Икарусов» не знаю — если бы эта метода работала, ее бы применяли и по сей день. Но зато я вам вспомню авантюру с золотом и массу других вещей, где он выглядит не самым лучшим образом .

КОРР: То есть, вы не хотите об этом говорить?

С.Д: Не хочу говорить плохое о человеке, которого нет сейчас. У меня есть о нем много чего плохого, поэтому я как бы сознательно избегаю этого.

КОРР: Я не имею в виду плохое, я хочу, чтобы объективно получилось.

С.Д: Объективно в данном случаен, я думаю, что плохого больше. Потому что он был одним из оплотов этого режима. Он был частью этой команды, до того, как ушел в оппозицию. Он гнобил нас — и это была его задача. Так же, как Алтынбек Сарсенбаев в свое время закрывал нашу теле-радиокомпанию. Мы должны об этом говорить, но их сейчас нет, поэтому я как бы стараюсь обойти такие вопросы.

КОРР: Я сейчас просто пытаюсь найти его плюсы. Кстати, Вы помните, мы делали программу «Мишень» и пригласили Нуркадилова. И он наговорил много нелицеприятных вещей в отношении власти. А когда после программы мы его спросили: «Может, Вы хотите, чтобы что-то мы вырезали?» он подумал и сказал: «Ну, зачем? Я же это сам сказал». То есть, он был мужчина: раз я сказал, значит, уже не надо отказываться от своих слов.

С.Д: А вот с точки зрения «мужчинности» — да. Вот здесь надо сказать, что этот человек умел брать на себя ответственность — это хорошее качество, с этим я могу согласиться. И я просто могу вспомнить один пример, помимо того, о котором вы сказали. Хотя уже в тот момент, почему он так резко говорил — у него уже были большие напряги с властью, и он пошел на это обострение сознательно — это был ход. Когда приезжал к нам «Кинотавр» сюда — Леонова Галина была одним из инициаторов этого проекта — была договоренность с Нуркадиловым и Макпал Жунусовой, что она выступит вместе с Валентиной Толкуновой. Совместно они споют песню под домбру — то ли романс, то ли ещё что-то, я не помню. На тот момент Нуркадилов был уже в оппозиции, а акимом был Шалбай Кулмаханов. И он увидел с домброй Макпал Жунусову. И тут же через своих людей заставил учредителей «Кинотавра» отменить этот номер. И мне Нуркадилов звонил и говорил: «Ты знаешь, я все понимаю, мы с ним враги, конечно, и он бы мог воевать со мной. Но зачем с женщиной воевать?» Я так понял, это расстроило Макпал, и это расстроило многих. Зачем надо было мстить вот так не хорошо? И вот в этом разговоре, всех тонкостей которого я передать не могу, я почувствовал, что в нем мужская порядочность сохраняется.

Леон КОСТЕВИЧ