Запахи и звуки детства.

— Я родился в Алма-Ате и живу всю жизнь в этом городе. Первое воспоминание, которое я сейчас смог вызвать в своей голове — это высокий забор в нашем дворе и сторожевые башни. Я жил на улице Пушкина между Артиллерийской (сейчас это улица Курмангазы), а у нас во дворе шло строительство Академии наук. Это я после узнал, там был высокий дощатый забор со сторожевыми башнями, потому что Академию наук начинали строить пленные японцы.

Первое самое воспоминание. У нас дом был рубленный дореволюционный, в нем жило четыре семьи, и в центре двора стояла огромная русская печка, в которой перед Пасхой пекли куличи, весь квартал у нас пек куличи. И стоял совершенно, совершенно обалденный запах свежеиспеченного сдобного теста — это тоже очень яркое воспоминание из моего детства. Напротив нашего дома жили очень большие люди. Сначала это был академик Горяев, который ездил на черной «Татре» — это было уникальное явление. Знаете, улица была совершенно немощеная, то есть никак не мощенная, булыжник был какой-то еще что-то, и выезжала эта черная «Татра» — это было явление. После того как он съехал там жил профессор Клейнбок, он был тоже членом Академии нашей казахстанской и он был академиком ВАСХНИЛ — это было явление на нашей улице. К сожалению, он рано ушел, ему было всего 54 года. В моих воспоминаниях это был такой статный крупный мужчина, очень пожилой, очень пожилой и когда я думаю, что мне 60, а он ушел в 54, я понимаю, что детское восприятие это что-то совершенно иное. Чуть выше был головной арык, а за головным арыком ничего не было, и только вверху был «военный городок» — все. Там было большое-большое поле. Сейчас это совсем по-другому. Я очень хорошо помню, на месте Дворца республики бывшего Дворца имени Ленина стояла мельница, там делали зерно, мололи зерно, и там был базарчик, куда мы ходили покупать что-то. Здание Политехнического института было рядом. Там где «политпросвет» я очень хорошо помню, как студентов учили заряжать пушку, там они проводили на Пушкина свои занятия. Мы очень много ходили в горы, и запах теплый, запах гор – это, наверное, одно из ярких таких воспоминаний. Мы же помним запахи, как пахнет «Фотография», которая была на Ленина и Абая. Это совершенно, совершенно дивные воспоминания. В Алма-Ате я окончил Медицинский институт и после этого я работал в течение 30 лет в Железнодорожной больнице.

— Детство, это начало 40-х, да?

— Нет. Нет, уж так больно сильно не надо. Я 48-го года рождения. Мне 60 будет, а не 70, и 30 лет я отдал медицине.

60-е многие читали и пели.

— Для меня как-то нет Алма-Аты поделенной по времени. Для меня Алма-Ата всегда родной и близкий город. И все, что происходило новое, было как само собой разумеющееся. Мы были так молоды, что нас захватывало это течение времени. И если говорить о том, что принес нам конец 60-х годов, тогда я впервые узнал, что был такой писатель Бабель. Тогда я впервые услышал стихи Бродского, тогда мы пели песни Окуджавы, и появился Клячкин и Евтушенко. Вы знаете, наверное, если будет время говорить долго, то что-то еще будет всплывать в памяти, потому что мы жили очень интересной и насыщенной жизнью, скажем, в отличие от внуков своих, которые нынешние. Они совершенно не хотят читать, а мы очень много читали. И литература я думаю, была одним из самых главных занятий наших. Очень много читали.

— А можете вспомнить, как переписывались эти записи? как они слушались? как собирались?

— Вы знаете, это не то что меня интересовало, мы не переписывали, мы сами пели эти песни, это было здорово.

— Что вы можете сказать о поколении 60-х?

— Видите, мое поколение это немножко позже классических шестидесятников. Но мне кажется, шестидесятники — это люди времен оттепели, и это люди, которые жили нормальной жизнью, той которой им разрешили жить и ничего больше. И приписывать им какое-то геройство… Герой — это человек, который в трудную минуту показывает себя. А когда тебе разрешили петь и ты поешь — это хорошо, тебе разрешили писать и ты пишешь, если умеешь — тоже хорошо. Это были нормальные люди и общество нормальное, потом все изменилось.

70-е. Подальше от политики.

— Мне очень трудно судить, где цензура была больше, где меньше. Что входило в зону наших интересов и людей, с которыми я общался — нас очень интересовала область парамедицины, парапсихологии, то, что касалось йоги, то, что касалось НЛО. Это была зона нашего крупного интереса. Возможно, тогда и сформировались мои какие-то профессиональные потребности, потому что уже в конце 70-х я занялся профессиональной иглотерапией. В то время это достаточно новым методом медицины для нашей страны. Что же касается политики, то я и тогда и теперь стараюсь быть подальше от политики.

— Я знаю, что Вы были знакомы с Жовтисом и насколько я понял, знали Галича да?

— Нет, Галича я не знал. История посещения Галичем Алма-Аты она так сказать, достаточно печальная история. Ведь после этого, когда он уехал несколько человек пострадали, в частности, Александр Лазаревич был, по-моему, удален из ВУЗа. Стихи Галича мы конечно хорошо знали. А что касается Александра Лазаревича, то судьба меня с ним свела значительно, когда я уже занялся общественной работой, и мы даже с ним делали совместную очень интересную выставку-однодневку. Мы выставили книги, подаренные ему различными выдающимися писателями. Это была уникальная выставка.

— Это в каком году?

— Я затрудняюсь сказать, ну, наверное, 97-ой годик, 98-ой. И тогда у нас был контакт, мы общались с ним. Он очень интересный человек.

— Мы знаем, что в квартире Жовтиса был в свое время такой своеобразный клуб…

— Вы знаете, я никогда не был на этих встречах. Они были, я думаю, несколько раньше. И наши контакты опять же носили несколько иной характер, не общественно-политический, а только общественный. Поэтому говорить о каких-то политических его взглядах, о том, чем они занимались, я не могу.

— А в общественных?

— А в общественных, он был частым гостем в нашем центре, и он всегда очень активно участвовал в наших мероприятиях.

Алма-Ата паранаучная.

— Сейчас мне очень сложно рассказать в деталях, что мы делали. У нас была группа ребят, которые серьезно занимались и их увлечение потом переросло во что-то большее. Но ведь прозрение пришло достаточно быстро к нам, вся информация, которая была доступна, она была отрывистой и не давала возможности по настоящему вникнуть в суть вопроса. И поэтому как-то допустим, от йоги и от других практик медитационных мы отошли, у нас не было в то время информации. А скажем, в области парамедицины появлялись книги очень интересные, и в этом отношении, безусловно, очень интересным был профессор Инюшин, который начал исследовать влияние монохроматического света, то есть лазера на биологические объекты. И Алма-Ата во многом вошла в мировую историю благодаря открытию воздействия лазера на биологические объекты — это профессор Инюшин и его теории холодной плазмы.

— Я знал людей, которые в те времена ходили на иглоукалывания. Вообще насколько это имело тогда в Алма-Ате массовый характер или это только продвинутые люди к этому приобщались или может, это мода была какая-то?

— Вы знаете, это очень известная история. В 1974-ом году тогдашний министр здравоохранения, сейчас я вспомню фамилию его, ему в Германии показали операцию по обезболиванию иголками и это произвело на него впечатление. Это был 1974-ой год. Такое впечатление, что в 1976-ом году в Москве открылся Институт рефлексотерапии, исследовательский институт, а в Алма-Ате и в Казахстане один курс обучения прошел в 1980-ом году — это был самый первый курс. До этого здесь было несколько человек, в частности, в нашей клинике был доктор Лювей очень знаменитый, он из Китая и у него было высшее медицинское образование. И еще несколько человек, которые были уйгуры, они приехали из Китая, там учились. Но после 80-го года уже стало развиваться значительно больше.

«Мы живем в хорошее время»

— В начале 90-х годов я увлекся общественной деятельностью и с той поры до сегодняшнего дня я возглавляю Еврейскую общину Казахстана. Безусловно, это совершенно другой взгляд на город, хотя ничего не изменилось, ничего не изменилось. Мне очень часто приходиться ездить за границу и выступать, допустим, в каких-то представительных очень местах. Таких как Организация Объединенных Наций, Европарламент ну и так далее. Когда я говорю о нашем городе, я говорю, что наш город это совершенно замечательное место, где мы все очень дружно и хорошо живем. Начиная, пожалуй, с 1992-го года уже, будучи на этом месте ко мне никто ни разу не пришел и не сказал: «Мы представляем власть и ты должен сделать так или иначе». Совершенно замечательное время, мы законопослушны, мы не устраиваем ничего такого плохого, к нам никто ни с какими укорами ни разу не приходил. И жизнь в современном Казахстане совершенно замечательная штука со всеми проявлениями — и плохими и хорошими. И когда смотришь на Казахстан издалека и на наш город сравниваешь с тем, что в других государствах, понимаешь, что мы живем в хорошем городе в хорошее время. Сейчас что происходит с городом, вы знаете. У меня иногда есть ощущение, что наш город помолодел. Это такая молодая красивая девушка, которой примеривают фату. Смотрите какое строительство, какие красивые дома, мы начали строить развязки, дороги. Дочка у меня живет не в Алма-Ате, и после нескольких лет я стал ее возить по городу. Она говорит: А где мы? Я говорю, что на такой-то улице она говорит: Не правда, я не верю. Каждый день меняется город, и я уверен у нашего города большая красивая судьба, и наш город будет в центре всеобщего внимания.

— Здесь насколько я знаю, в Алма-Ате не было такого понятия вообще в Казахстане такого понятия «антисемитизм». Вам есть с чем сравнивать, ну так вот, если руку на сердце положить, допустим, в России ситуацию и здесь?

— Мне очень часто приходиться отвечать на этот вопрос. На самом деле очень сложный вопрос, потому что мы вышли из государства, где был государственный антисемитизм. И если есть государственный антисемитизм, он не может не сказаться на всех людях, то есть антисемитизм как таковой бытовой он присутствует везде. Альберт Эйнштейн сказал, что антисемитизм — это тень еврейства. Здесь чрезвычайно важно говорить о том, как государство относится к этому вопросу. Сегодняшний Казахстан — это самое отрицательное отношение к антисемитизму. Что произошло однажды, была такая газетенка «Казахстанская правда» с перепечатками антисемитскими, я пожаловался нашему президенту, я сказал: Смотрите вот такая статья ужасная. Это было на сессии Ассамблеи народов Казахстана, он тут же обратился к прокурору, он сказал гневную фразу, что он будет преследовать всякое проявление национализма, шовинизма и особенно антисемитизм — это слова нашего президента. Это огромное достижение наше, что президент и государство против антисемитизма впрочем, как и других форм национализма или преследования национальных меньшинств — это здорово. Я не думаю что евреи хуже или лучше других.

— Ну да, в этом равенство и состоится.

— Не хуже и не лучше других, и они занимают свое место. И сейчас мне приходится общаться со стариками, это десятки и десятки бывших врачей, инженеров, очень скромных людей, которые пенсионеры, которые достаточно много пострадали в своей жизни. Они и работали и были как все. Вне всякого сомнения, есть какие-то выдающиеся личности, о которых много судачат. Но судачат о всех выдающихся личностях независимо от национальности, когда человек на виду, конечно, приятно его облаять, во всяком случае как-то приблизиться.

Леон КОСТЕВИЧ