Детство, школа.

— Мы жили на Тулебайке, Шевченко-Фурманова — дом большой, квартал получался. У нас двор назывался «Восходовский», потому что рядом с магазином «Восход». Соседний двор – магазин «Восход», там тоже и одноклассники наши жили, и друзья, масса народу. Потом еще двор был «Пингвиновский», школьный двор, «нижние дворы» входили… Все вместе жили, все вместе общались, историй масса интересных. Жили, не боялись ничего, друг за друга горой стояли. Внутри играли в разные интересные игры, в которые, по-моему, никто не играет уже. Раньше были игры: «Козел», «Батончик», «12 палочек» — разные детские, прикольные. В школе тоже народу было много. У нас класс дружный, большой и не только наш: там практически все классы были замечательные.

— А пацанские какие-то разборки?

— Были, конечно, само собой. Раньше же все по районам делилось. Как бы на каждом районе были свои представители, довольно такие яркие личности, интересные ребята. Общались мы с кем-то, дружили, независимо от того, что они, например, на одном районе, а мы на другом. Были и враги, конечно — там подраться; и криминальные движения были тоже, потому что деньги нужны были. Были вот эти течения «гоп-стоп». Довольно-таки выгодное предприятие было. Потом, ну, воровали, пока нас не почистили хорошенько, потом уже все с этим делом закончили. При этом всем у нас школа была физико-математическая довольно-таки сильная, и педагогический состав там был мощный, потому что там еще до своей, архимедовской школы, работал Архимед Искаков. Потом у нас очень сильный физик был — Алина Степановна, ну та же Степанида была по математике. Педагоги были жесткие, и они мало того, что нас пытались воспитать в политической такой, коммунистической системе правильно, они нам еще давали очень сильное образование. При этом мы могли на улице безобразничать, как шпана ходить. Где-то там какие-то неправильные движения делать, но потом в технические вузы мы поступали очень легко. Я сам, когда поступал в Технологический, решив задачу себе за 3 минуты, успел еще всем соседям вокруг порешать так, что они тоже поступили. Прошли по математике без проблем, хотя я был заурядный ученик – не такой и особый математик.

— Это в 56-ой школе?

— Да, в 56-ой. У меня сын там сейчас учится, он в третьем классе, у них, в принципе, остались вот эти традиции такие жесткие, потому что директриса — она тогда еще была молодой учительницей, сейчас она стала директором школы, уже давно в принципе. И она до сих пор держит какой-то дух тех времен. Хотя мы в 1988-ом году заканчивали, и уже в принципе эта советская система образования, она закончилась. Мы, можно сказать, последними были из тех, кто застал это обучение.

Перестройка. Шальные деньги.

— Перестройка произошла, когда вы были в достаточно сознательном возрасте…

— Нет, наоборот, в переломном возрасте.

— А чем это время вам запомнилось?

— Вот этими непонятками. Нас учили одному, мы были готовы к тому, что мы должны были поступить в университет, закончить, выйти выдающимися специалистами и пойти работать на производство, а по сути получилось немножко иначе. Я на первом курсе института старался действительно учиться, посещал все лекции, занятия, сдавал зачеты, экзамены. Потом, когда я вокруг увидел, что есть, оказывается, жизнь другая, а я молодой же, и тоже ринулся в эту жизнь. Бросил практически институт, хотя учился так уже не особо, и начал заниматься такими движениями по бизнесу: деньги же халявные были, по сути, первые, которые зарабатывались практически из ничего.

— Каким образом?

— Купи-продай, найди товар подешевле, пихни его куда-нибудь подороже – все просто. То есть, не надо было особых знаний, особых умений, но это временно все было, к сожалению. И деньги эти шальные, которые зарабатывались, они, может, конечно, у большинства людей умных вкладывались как-то, они сколачивали капитал, а меня и моих друзей это не коснулось, потому что у нас натуры широкие, и мы, соответственно, их и спускали, так же как и зарабатывали. Веселая такая, бурная молодая жизнь была, интересная. Главное, потом после этого периода, когда непонятки эти прошли, мы более-менее как-то сориентировались, поняли, что надо все-таки работать и работать стабильно, заниматься тем делом, которое ты любишь, которое ты можешь делать, и начали заниматься нормально уже.

— А страшно не было? Все-таки вы были достаточно юны, когда начали заниматься такой коммерцией.

— А что страшного? Какая разница? Ты же себя осознаешь человеком независимо от того, молодой ты или пожилой, или в зрелом возрасте. Ты видишь вокруг себя что-то и занимаешься чем-то. Это сейчас я могу оценку дать, потому что я прожил, уже не молодой получаюсь, и могу сказать: «Да, я был молодой, неправильно вот так вот делал…». А тогда я молодой был, мне даже думать не хотелось насчет этого, я видел, я делал…

— Ну, а рэкет, все дела там?

— Рэкет, конечно, был везде. Но нас как-то он не страшил, потому что среди той же самой среды, бандитов тех же самых, у нас тоже были свои друзья, близкие, даже братья. То есть, не было, конечно, нашего участия прям в рэкете, не занимались мы тем, что поддерживали это все, но в любом случае мы общались. Потому что среди тех же пацанов, которые выросли в нашем дворе, были и те, которые занимались таким откровенным бандитизмом, потому что они вынуждены были этим заниматься, другого ничего не знали, не умели, да и не хотели, честно говоря. А вечером-то мы все равно после работы каждый встречались во дворе, выпивали и рассказывали друг другу те истории, которые у кого как происходили. Кто-то там ходил, грабил днем, кто-то там, наоборот, работал, кто купи-продай, а в итоге сводила нас бутылка водки да пластиковые стаканчики вечером. Так же общались, рассказывали друг другу все, потом, конечно, пути-дорожки разошлись. Но при этом всем мы никогда не оставались какими-то далекими друг от друга людьми. Есть примеры, когда, наоборот, где-то что-то, до комичности были такие случаи, что даже помогали друг другу, хотя не подозревали, что мы делаем.

— А скажите, насколько лихо вы тратили заработанные деньги?

— Легко! Потому что я, например, когда мы занимались примитивной коммерцией, нам достался, можно сказать, на халяву шоколад «ротфронтовский», вот мы его продавали. Работа у нас была с 8 часов утра до 11 часов того же самого утра. Наторгуем мы, коробками денег себе возьмем, не считая, сколько есть там — так, наугад, на глаз из коробки, и идешь пообедать, потом поужинать и в итоге под утро на работу приходишь ежедневно. И деньги не считались, деньги, по-моему, так просто были: сколько взял, столько взял. Но они очень быстро кончались в итоге.

— А в какие места ходили, где тратили, клубы же тогда по идее уже были?

— Нет, тогда в 1993-ем году, еще казино не было. Казино – в 1993-ем как раз-таки появился «Мираж», начали приобщаться – поиграть, покатать. А до этого было «Бинго». «Бинго» в принципе игра такая ненавязчивая, простая, большого количества денег не требует, но спустить за ночь можно было прилично. Да и помимо того девочки же, а девчонкам нужны дорогие подарки, интересные. А тем более когда ты широко гуляешь, деньги же не считаешь. Все спускалось налево, направо, друзей очень много было. В неделю обязательно пару раз на день рождения сходить, хороший подарок подарить, а найти же проблема была какие-нибудь хорошие вещи. Надо было покупать где-то там, дорого покупали… Не страшно. Молодому человеку, по-моему, не очень сложно даже при большом дефиците найти, что купить и куда деньги эти профукать.

— Как вам удалось при такой жизни не привязаться к казино, скажем, не проиграть все деньги, пойти дальше?

— Ну почему не привязаться к казино? К казино привязанность была. Временная, конечно, но была в любом случае, потом это как-то вошло в норму само по себе. Все-таки молодые были, и как бы, я еще раз повторяю, были мало того что молодые, так еще застали такой период жизни, когда нате вам, пожалуйста. Когда у нас всё открыли, только деньги принесите. Деньги зарабатывались легко. Потом, конечно, их сложней стало зарабатывать, намного сложнее. И вот эти переоценки все-таки происходили. Потихонечку, потихонечку, и как бы жизнь сама все расставила по местам. Либо ты ушел в безрассудное какое-то плаванье в этом казино, в этих всяких там увеселительных заведениях, либо ты осознавал что-то и начал жить для себя, для семьи, правильно, для тех же самых друзей. Много и на этой волне потравилось людей, которые получили легкие деньги. Начали в более такой совершенный кайф уходить и так и остались либо там, либо вообще ушли из жизни. Ну, по-разному было, у каждого по-своему все получалось.

Перелом.

— Помните год, когда все более или менее стабилизировалось? Когда и страна стала более стабильной, и вы?

— 2002-ой год. Уже все устаканилось, как говорится, уже все нормализовалось, уже все действительно стало понятным — для чего мы живем, как живем, и цели стали ясны уже. До этого года было много чего непонятного. 2002-ой. А самые такие непонятные годы, вернее, самый непонятный год – 1995-й. В 1995-ом году у нас как раз такие перемены были, и коммерческие перемены в плане того, что работа у нас была, одна тема закончилась, а другая не успела начаться. Мне тогда уже пришлось переквалифицироваться полностью. Я тогда уже понял, что коммерция — это не для меня, это не мое. Я ушел уже в ту тему, в которой я сейчас работаю, и ушел глубоко, хорошо так.

— А кредиты пробовали брать?

— Нет, ни разу в жизни. И не собираюсь никогда кредитами пользоваться. Потому что это все-таки ответственность большая, с этим не связываюсь.

— А можете какое-то событие выделить в вашей жизни, которое показалось наиболее ярким, от которого остались впечатления?

— Да их много. У меня много действительно событий. Я же говорю, что у меня молодость прошла, она довольно-таки очень яркая была. Это хорошо, что я еще не сгорел в этой молодости, потому что масса моментов было таких, когда уже действительно был «за чертой», когда в меня стрельнули тогда. И утонул я разок, и на машине я разбивался неоднократно. То есть, было моментов очень много ярких. Они все были замечательные – то есть, нельзя отметить один какой-то определенный. Один определенный момент был — это момент, когда я женился в 1995-ом году, и всё. Это как раз тогда я черту подвел и начал уже жить семейной жизнью. Трудно было начинать: я говорю — 95-ый год был самый такой сложный. Но все-таки он мне как раз такие тормоза выписал по той жизни, и дал дорогу в новую жизнь. Изменил меня как бы, спасибо жене.

Черный день.

— Помните когда меняли рубли на тенге?

— Конечно, помню — это «черный день» для меня был. Вообще кошмарный день. У нас те деньги, которые мы зарабатывали, когда я вот рассказывал, что в коробку там залез, в карман положил и ушел, не считая денег, были все в рублях. Товар у нас к тому моменту закончился. Как раз в то лето фестиваль был «Азия Дауысы», и вот эти бесконечные наши фестивали на «Медео» были. То есть, беззаботная жизнь, лето такое шикарное, интересное, когда куча денег, молодой, можешь фестивалить в разные стороны, куда угодно. И осенью как раз-таки заканчиваются деньги, те меняются на тенге, те обесцениваются, проблема с тем же самым бензином. Приходилось, не помню, когда, блок кассет своих отдал сборников за то, чтобы канистру бензина купить. И мы в итоге с моими друзьями, оказавшимися в таком же положении, у меня на даче без света, в омерзительных условиях, купили бутылку китайской маленькой, пачку «Дюбека» на все оставшиеся деньги, которые у нас были, выпили, расстроились и даже не знали, что дальше будет. Страшная осень для нас тогда была. Ну, ничего, следующей весной мы начали по новой. У нас, в принципе, все так же было. Но тогда… Я ту осень запомнил очень хорошо: она довольно-таки была печальная, для нас, по крайне мере. Кому-то, конечно, было нормально, кто-то наварился там хорошо, а мы тогда попали сильно.

«Встану на защиту своих улиц»

— Давайте теперь к Алма-Ате перейдем. Какие у вас любимые места в этом городе?

— В основном центр города. В основном это улица Тулебаева, хотя она сейчас очень сильно изменилась, ее сейчас застроили в той части, в которой мы жили, так бессмысленно вообще застроили ее, бездумно. Это скверики города наши, это Кок-Тюбе, это «Медео». Это сама улица Ленина, я по ней люблю в свободное время просто так прокатиться, просто так нравится. Когда в городе долго не бываю, начинаю именно с улицы Ленина – она сейчас Достык называется. То есть, те самые места, в которых мы по молодости лазали, те и нравятся. Алма-Ата — это для меня родной город, любимый город. Я в детстве — даже не в детстве, в юности — утверждал, что я готов буду, если, к примеру, городу будет угрожать какая-нибудь опасность, бросить все и встать на защиту своих улиц. Именно тех, которые я люблю. Без всякого промедления. В принципе, я и сейчас готов на это, потому что я свою улицу очень люблю. По миру я тоже покатался, посмотрел, что, где да как, тоже какую-то такую оценку имею. Алма-Ату ценю за то, что она маленькая, комфортная, удобная и добрая. Это редкий город, который как раз-таки отличается своей добротой. И по людям это видно сразу же, и по самой атмосфере в городе. Я хочу, чтобы эта атмосфера в городе оставалась, чтобы она не менялась, чтобы город был таким же добрым, маленьким, аккуратненьким, как дачка, на которой можно пообщаться. Вот за что я ценю и за что я люблю Алма-Ату.

Тася РЕЙВ