КОРР: Что Вы любите больше всего?

Фархат Абдраимов: Люблю лежать  и читать книжки больше всего. И смотреть телевизор или читать газету — самое любимое занятие. За день так намотаешься, что кроме как лечь и почитать или что-нибудь еще, больше ничего не хочется. Иногда даже читать не можешь. Лечь и полежать в тишине — самое любимое занятие. Чтобы не доставал никто звонками, разговорами. Иногда кто-нибудь такую ахинею понесет, что я думаю: «Боже мой, зачем я здесь вообще сижу и с тобой разговариваю?». 

Детство.

Фархат Абдраимов: Родился я 21 января, был очень морозный день. В 7 часов утра во II роддоме здесь в Алма-Ате. Мы тогда жили на Карла-Маркса и Маметовой, там такая улица была маленькая Сенная называлась. Там дом стоял у нас, еще деда моего дом. До сих пор там какое-то управление  стоит во дворе. И построили высотные дома, но из нашего сада деревья, вот груша до сих пор стоит и до сих пор плодоносит, представляете. Это недалеко от Зеленого базара. Я хорошо помню старый Зеленый базар. Вот этот запах, там недалеко хлебозавод был, да, и до сих пор стоит.

Почему-то врезалось в память, знаете что? На Фурманова-Маметовой, где кинотеатр «Октябрь», где метро строят, там, на углу стояла будка деревянная, и на ней было написано: «Мороженое» и две обезьянки. Там мороженое в вафельных стаканчиках продавали, то есть отдельно брали стаканчик и накладывали. По-моему вкуснее этого мороженого я в жизни не ел больше или может это детские ассоциации такие.

КОРР: А помните, сколько такое мороженое стоило? Наверное, сами бегали, покупали.

Фархат Абдраимов: Не помню. Но, по-моему, копеек 15, что-то такое. Оно было очень вкусное. Сейчас в этих стаканчиках нет, во-первых, таких стаканчиков нет, и нет такого мороженого. Я до сих пор нигде не ел такого мороженого, как в детстве. Это было на Фурманова — Маметовой. Вечно гуляли в сквере, где кинотеатр «Октябрь», или возле драмтеатра, где сейчас ТЮЗ казахский, а раньше это был Казахский драматический театр имени Ауэзова. Вот вокруг этого театра меня вечно бабушка выгуливала. На базар все время с бабушкой ходили. Я помню возле базара, когда еще старый рынок был, там вечно стояли инвалидные мотоколяски, помните, как в фильме «Операция Ы» — там такая была. И вот я помню, как эти инвалиды, они видимо так зарабатывали, у них были такие платформы, они грузили на них все, чуть ли не мебельный гарнитур весь могли погрузить. Там было очень много комиссионных магазинчиков маленьких, где рынок сейчас стоит у нас, возле этого нового рынка, где «Колос» магазин, этого «Асем» не было еще. Вот у меня, в общем-то, об округе этой все воспоминания. Зеленый базар, парк Горького. Я помню, еще в парке Горького были бордюрчики красивые, знаете, с узорчиками такие.  Потом помню, трамвайная линия была, ее потом почему-то закрыли возле парка. Говорят, мама даже мне рассказывала, что по Ташкентской трамваи ходили в то время. Там у нас трамвайная линия была и по Карла Маркса мимо нашего дома  проезжали. Случай был интересный. У нас в Доме управления, оно такое дугообразное здание,  а дом у нас был во дворе, и бабушка моя замечает, что  в сарае за углем лежит картошка. Просто гора картошки и она подумала, что это отец мой привез из аула и высыпал там. Она давай ругаться, зачем высыпали картошку на уголь, а никто не в курсе, что это за картошка. А там какое-то автотранспортное управление было, и туда привозили, видимо, этих работников с сельхоз работ и  привозили картошку и прямо во дворе высыпали. У нас с этим автоуправлением общий двор, я помню, до сих пор горы картошки. Мне тогда было годика три и бабушка один раз решила за мной понаблюдать, смотрит, я взял, а у меня еще ведерки были такие железные маленькие почему-то с красными цыплятами, это я помню хорошо, и говорит, смотрю, ты аккуратно идешь к этой куче и набираешь картошку, еще выбираешь, чтобы было поровнее. По две-три картошки в каждое ведерко положу и аккуратно ношу домой высыпаю. На ребенка же никто внимания не обращает, ну ходит, копошится с ведерками. Натаскал картошки, в общем.

КОРР: А как с пацанами в детстве носились, помните? Что у вас было?

Фархат Абдраимов: С пацанами как носились? Во дворе сначала носились. Игры были, я помню. Потом мы переехали, дом наш снесли и вот этот весь район, нас практически в один район перевезли. И мы, я помню, только-только эти микрорайоны построили, я жил в 12 микрорайоне. Я помню улицу Шаляпина, еще трамваи даже не ходили по ней, она была маленькая, узенькая улица.  А на Саина, за Саина туда дальше, сады росли, яблоневые сады. Потом почему-то их снесли и посадили кукурузу. Там кукуруза была. А когда сады были мы вечно бегали туда воровать яблоки. И вечно за нами объездчик бегал, гонял нас. А сейчас посмотришь на Саина — там практически уже центр города. Даже не верится, что когда-то там вообще была тишина. Эту улицу Шаляпина я помню. При мне начали строить трамвайную линию, сейчас ее уже нет. Вот эти микрорайоны были только построены, там еще ни деревьев, ничего не было, абсолютно. У нас даже между школой и домами стояли два кургана, могилки были. Вот они высотой с 4-этажный дом эти сопки и мы с них на санках катались зимой. Не надо было ездить ни в какие горы, во дворе все есть. Там же школа у нас была. Там же я в школу пошел и все 10 классов там отучился.

КОРР: А в какой школе Вы учились?

Фархат Абдраимов: В 9-ой. В «октябрята» меня принимали дома, я болел и видимо все сроки прошли. Я помню ко мне пришли наша классная руководительница Прасковья Владимировна с двумя активистами. Я сидел на кровати и меня приняли, надели значок, поздравили и ушли. А в пионеры меня принимали возле Вечного огня, был такой торжественный час в школьной жизни. Многое, конечно, забываешь, но помнишь, это все, видимо, связано с детством. Даже сейчас вот вспоминаешь, на Абая-Саина, я помню, кольцо было. На Абая-Мате Залки тоже было кольцо, Тещин язык, где вот КазГЮА, там вообще все было по-другому. Цирк я еще помню. У нас когда цирка не было, я помню цирк шапито к нам приезжал. Знаете, где он располагался? Где Дворец бракосочетаний сейчас стоит, через речку была асфальтированная площадка, и там я помню, на асфальте был круг. И помню, когда цирк шапито приезжал, все время на том месте был брезент.

КОРР: Ходили туда?

Фархат Абдраимов: Да, меня родители водили, я помню. Почему я запомнил, выступали конники-джигиты, сейчас же такое резиновое покрытие, а раньше опилки были, обыкновенные опилки и  один джигит, я помню, какой-то трюк показывал и ему опилки прямо в глаза полетели, в общем, его унесли оттуда. Это я запомнил.

Школа. Игры

КОРР: А из школьной жизни, какие у Вас самые яркие воспоминания? В подростковом возрасте, может быть…

Фархат Абдраимов: Самое яркое воспоминание, когда мы в 9-м классе копали тир. Военрук заставил нас тир копать в подвале школы, и мы его выкопали, представляете. Мы грунта там снесли в тире метра на три, все девятиклассники. И этот тир, по-моему, до сих пор работает в школе у нас. Мы его копали, чуть ли не два года, по-моему. Такая начальная военная подготовка была.

КОРР: Хорошими оценками это поощрялось?

Фархат Абдраимов: Не то что хорошими оценками…. У нас Николай Яковлевич был  такой полковник, военный руководитель. Он все время меня хотел отправить в какое-то военное училище в Москву, постоянно. «Вот, давай поедем, я тебе дам рекомендацию, поступишь в военное училище». А я говорил: «Да какой из меня вояка?».  А я хорошо стрелял, когда эти были «зарницы» я всегда первые места занимал по стрельбе. Не знаю почему, но хорошо стрелял. И он все время Николай Яковлевич меня отправлял меня первым туда, пускал в бой. А во дворе, что мы только не вытворяли. В асыки играли, потом в «плитки», знаете, такие были плитки в «Орбите» все дома этими плитками выложены, старые панельные дома, такие плитки-квадратики. В плитки мы играли, потом в «банку» играли. В общем, берется банка такая металлическая, туда накладывается земля для тяжести, и я точно не помню, но там было несколько, как бы уровней, делились на команды и типа как в боулинге — в банку нужно было попасть палкой. И вот так вот закидываешь и вот что-то такое. Потом в догонялки, в «глухой телефон», в прятки. Вообще мы с утра выходили во двор и потом нас буквально загоняли домой. Я вот сейчас такого не наблюдаю за подростками. Например, велосипеды. На велосипедах мы катались. Вообще я помню, мы уезжали на Каскеленские озера, на велосипедах катались. У нас не такое было движение, как сейчас.

КОРР: А первый велосипед свой помните?

Фархат Абдраимов: Конечно, помню! Велосипед первый был, купили мне, он назывался, как же он назывался-то? Такой красивый был велосипед, только они вышли.

КОРР: «Салют»?

Фархат Абдраимов: «Салют», да! О, там весь двор, я месяц на нем не катался, пока весь микрорайон не прокатился, наверное. Они только-только появились, я долго просил велосипед, а мне все не покупали родители из соображений, что под машину попаду и так далее. Но потом все-таки уговорил, купили мне велосипед, и на этом велосипеде катался весь микрорайон. Он, правда, необычный был по тем временам, потому что в то время были «Школьники», «Орленки» и «Уралы».  А вот эти «Салюты» только появились. Я помню, что это даже был фурор.

КОРР: Синий, да, такой?

Фархат Абдраимов: Нет, у меня был зелено-желтый. А еще, конечно, номер я выкинул, когда выпускной вечер был. Утром пошли рассвет встречать, потом, как всегда, пошли провожать девчонок. И, в общем, все разошлись по домам, а у меня дом, я в 1 доме жил, он самый последний. И я помню, девочку одноклассницу проводил до дому и иду, смотрю, стоит «Ява» мотоцикл. Прохожу и думаю: «Чей?», а всех же знаешь. И тут Коля Шаповалов: «Здорово Фара!», я говорю: «Здорово», а у меня кличка в школе была не Фара, а «шеф». «Шеф, ты куда?», я говорю: «Домой».  «Смотри – говорит — мотоцикл купил, давай покатаемся». Я говорю: «Давай». Садимся на этот мотоцикл и уносимся. Школу вроде бы закончили, все. И уехали на этом мотоцикле. Поехали в поликлинику АХБК, он там что-то руку обжег, ему на перевязку надо было. Он говорит: «Поехали к нашим девчонкам в Каскелен». И мы уносимся на этом мотоцикле в Каскелен, в деревню. Они там на сельхоз работах были. Выезжаем обратно на трассу бишкекскую — мотоцикл глохнет. Представляешь, жара стоит, июнь, жара, а я в костюме. Короче тащим этот мотоцикл, останавливаем машины, а он не заводится. Мы его и толкали и что с ним только не делали. От Каскелена мы с этим мотоциклом дошли до Саина-Шаляпина, ой, до Саина-Ташкентской и там какой-то грузовичок поймали, и он докинул. А времени было часов шесть, то есть меня родители уже потеряли. Раньше же не было сотовых телефонов. Родители меня  потеряли, вся милиция «на ушах». Все одноклассники вернулись, а меня нет. В 6 вечера я домой прихожу весь в пыли. «Ты где был?». «Я на мотоцикле катался». Всыпали мне по полной. До 10 класса меня вообще пальцем не трогали, а тут мамаша снимает ремень с моих же штанов, у меня такой толстый ремень был, и как начала меня гонять этим ремнем. Это ладно. У меня день рождения 21 января, а Ленин умер как раз 21 января. У нас была такая преподавательница, она заведовала Ленинским классом. Она мне на полном серьезе говорила, чтобы я переносил свой день рождения, потому что в этот день я не имею морального права веселиться.

КОРР: Сейчас смешно, а тогда, наверное, обидно было до ужаса.

Фархат Абдраимов: Да не обидно, я на нее посмотрел как на дуру. Я никогда ни на кого не обижался в принципе.

Фара-студент.

КОРР: А в институт какой пошли?

Фархат Абдраимов: В Технологический институт. Сразу после школы. Я инженер-технолог общественного питания.  В институте нам преподаватели говорили, что мы институтские годы запомним на всю жизнь. Мы им не верили: «Боже мой, что ты несешь?». А сейчас вспоминаешь, действительно самые «золотые» годы были в институте. Учились вообще супер. Я еще представляете, учился так: 25 девчонок и я один в группе. Девочки носили меня на руках буквально.  А преподаватели ставили. Один раз, помню, у одной нашей отличницы списал контрольную, один в один вариант был. Ей ставят 4, а мне 5. Она естественно стала возмущаться, мол, почему это Абдраимову 5, а мне 4? Преподаватель хорошо выкрутился: «Вы знаете девочки, то, что среди вас он учится один, ему всегда надо на балл выше оценку ставить».

КОРР: А как время свободное проводили в институте? Где гуляли, где тусовались?

Фархат Абдраимов: Тусовались на «театралке», это, по-моему, единственное место было. Еще знаете, был бар на Фурманова-Гоголя – «скворечник» назывался.  В кино, естественно, в парке 28 Панфиловцев, потому что корпус там находился, возле парка. Девчонки наши прогуливали все лекции там, курили, сидели на скамейке. Где мы еще ходили? По гостям, друг к другу обязательно. Это сейчас в кафе,  а раньше домой приглашали. Если у кого-то день рождения, то это было целое событие. Я один и 25 девушек это вообще было.

КОРР: Расскажите про какую-нибудь вечеринку, которая ярче всего запомнилась…

Фархат Абдраимов: Самая яркая вечеринка, наверное, когда мы поехали к одной нашей знакомой, она жила в чимкентской области. Еще сказала, что это где-то здесь рядом, мол, сейчас на автобусе доедем. Я помню, мы сели в автобус и укатили куда-то в степь километров на 150 от Чимкента. И так солнышко светит хорошо, а когда мы приехали в аул и вышли из автобуса, мы просто обалдели. В автобусе тепло, а там пронизывающий, промозглый ветер такой, до костей буквально. Я помню, мы вышли из автобуса обледенели все сразу. Мы помню, забежим все домой, выбежим в туалет, забежим домой, выпьем и совершенно трезвые. Доходишь до туалета и совершенно трезвеешь. Вот это, по-моему, самое яркое. Я до сих пор вспоминаю, как мы с ней укатили в колхоз в этот.

Что пили, что ели

КОРР: А что пили в то время?

Фархат Абдраимов: А пили все, что горит. Начиная от спирта. Мы же технологи общественного питания, мы делали коктейли всевозможные, потом их никто не пил. Раньше водка какая-то другая была или мы молодые были, организм крепкий, все это нормально переносилось.

КОРР: А про вот эти кафешки, про «театралку», про «скворечник» можете что-нибудь подробно рассказать? 

Фархат Абдраимов: Там, в общем-то, всегда одна и та же публика сидела. Уже знакомились, знаем друг друга, до сих пор если встретишься: «А помнишь как в «театралке»?». Сейчас все совсем другое. «Театралку» перестроили. Раньше там такая «стекляшка» была, столики. Я помню, там были очень вкусные «Цыплята табака». А нет, путаю, «Цыплята табака» были вкусные в «Алма-Ате» на 5 этаже это было, по-моему. Мест-то было, по пальцам перечислить, потом в «Жулдыз» кафе открылось как раз в парке 28 Панфиловцев. В общем, что мороженое, коктейли. Коктейлей было всего три разновидности: «Кровавая Мэри», я помню, водка с томатным соком, потом коньяк с шампанским — вот этот самый вкусный был, туда еще ликер добавляли или сироп что-то такое с лимоном. 2.20, стоил, помню. В общем, в меню практически везде было одно и то же в то время. 

«Скворечник» он был немножко, как бы сказать, поэлитарней, что ли. Туда кто попало не заходил. Я помню, что мы, еще будучи учениками 9-го класса, туда заперлись и сели там.  А я подошел к бару заказывать, потому что у меня физиономия самая солидная была, и пока я заказывал, моих одноклассников милиция вывела на улицу. Чуть в милицию не забрали. Потом был еще бар, знаете, где «Жетысу» гостиница, она раньше называлась «Казахстан» и там был валютный бар. Но туда чтобы попасть, надо было обязательно заплатить. Это было самое центровое место в городе. Туда свободно нельзя было попасть, там собирались все валютчики, фарцовщики, буквально все знали, чем они занимаются.

Фара-меломан.

Фархат Абдраимов: Я в свое время тоже музыкой занимался. Мы вот эти виниловые диски коллекционировали, брали, переписывали. И вот в парке в микрорайонах была бильярдная маленькая и по выходным в ней собирались все меломаны, в общем, привозили диски. В то время не было у нас. Я помню по космическим ценам по тем временам. Я помню «Pink Floyd» — «Стена» диск когда появился он стоил 170 рублей. По тем временам не у каждого зарплата такая была. 170 рублей альбом стоил. А такие обычные, например, если из социалистических стран были диски, то они стоили где-то от 15 до 25 рублей. Средняя цена фирменного диска в упаковке  была 50-60 рублей. Вот там все собирались, и милиция гоняла. Один раз помню, пошли, и милиция приехала. Все врассыпную, кто куда, раньше же все это преследовалось, в общем, было интересно, успевали везде.

КОРР: Так Вы тоже продавали? 

Фархат Абдраимов: Мы как, мы менялись, покупали, продавали. Мы их покупали, переписывали и по новой, на обмен. Фотографировали. Помню, у меня друг был школьный Сергей Балабатьков, к сожалению, ныне покойный, скончался, он был таким отъявленным меломаном. Он фотографировал журналы, постеры, это все же было в единичном экземпляре, они там по рукам ходили, чуть ли не по всей Алма-Ате.  Я помню, у меня стена в спальне моей была залеплена буквально вся этими плакатами всех наших групп. В то время это мы увлекались хард-роком – «Deep Purple», «Nazareth», «Led Zeppelin», потом чуть попозже пошел «Pink Floyd», «Manfred Mann», в общем, на этой музыке мы и выросли. Я в то время советскую эстраду не понимал, потому что она была примитивная и технически, по записи, и вообще. Я помню диск «Мелодии» любой советский просто, может быть, они музыканты были хорошие, но уровень звукозаписи был ужасный, такой примитивный можно сказать. Но «Мелодия» выпускала тоже иногда лицензионные диски. Эти диски шли по червонцу, как сейчас помню. 

КОРР: А сами  на каком-то музыкальном инструменте играли?

Фархат Абдраимов: Я, знаете, всю жизнь мечтал научиться, и «белой» завистью завидую людям, которые умеют играть на любом музыкальном инструменте.

КОРР: И даже не пробовали?

Фархат Абдраимов: Видимо, нет, видимо, «медведь на ухо наступил». Не то, что не пробовал, я никак не мог понять.

КОРР: Было же модно с гитарой ходить…

Фархат Абдраимов: Да, да. У меня одноклассники многие играли на гитарах, а я сидел, слушал, пробовал. Они мне что-то объясняли, а я так и не понял просто.

КОРР: А помните какие-нибудь концерты звезд музыки в Алма-Ате?

Фархат Абдраимов: Да, в то время звездой была Алла Борисовна. Она приезжала, здесь был фурор, но я на нее не попадал.  У меня такого дикого желания не было, то есть, я учился в школе, и мне как-то не до этого было. А вот таких звезд, чтобы с мировым именем…

КОРР: А наши советские, скажем, какие-нибудь русские рокеры когда приезжали, Вы ходили на их концерты?

Фархат Абдраимов: Да, ну это уже позже, когда Цой приезжал. Да, когда Цой приезжал, я ходил на концерт «Кино». Потом кто приезжал… да много приезжало. Единственное меня поразило, когда «Nazareth» приехал. Тогда я был крайне удивлен.

КОРР: Во Дворце, да, кажется концерт был?

Фархат Абдраимов: Да, да, да. Они же два раза к нам приезжали. Еще я помню, «Ялла» приезжала, был концерт. Узбеки в то время были очень популярны. Пару раз был на фестивале «Алма-Ата — моя первая любовь». Довелось участвовать в номерах. Вообще такие шумные мероприятия не очень люблю, большое скопление народу.

Что носили.

КОРР: А что носили в институте? Джинсы свои первые помните, были у Вас тогда джинсы?

Фархат Абдраимов: Да, конечно, помню.

КОРР: Где взяли?

Фархат Абдраимов: Родители купили, где еще я мог взять? Я еще размерами был, размеры у меня были, как сказать нестандартные. И меня все время ругали, что я хожу не в форме. Я ходил в школу в джинсах, в спортивных костюмах, преподаватели, в общем, потом плюнули, поняли, что на меня тяжело что-то найти. Потому что школьная форма была размером для школьников, а у меня размеры были больше, поэтому они смотрели сквозь пальцы, лишь бы школу посещал. А джинсы, я помню, когда первые джинсы пошли, их продавали по 200 рублей, в то время по 250 даже. Был бум вообще из-за этих джинсов, сколько представляете, в то время средняя зарплата была, ну скажем, 100 рублей и люди умудрялись покупать такие дорогие вещи.

КОРР: Копили, наверное.

Фархат Абдраимов: Ну, наверное, но крайне мере все ходили в джинсах. И раньше джинсы были очень качественные, качественнее, чем сейчас. Раньше джинсы были, во-первых, у них материал был очень качественный. Между прочим, в Союз, я Вам скажу, что попало не завозили. Импорт видимо жестко контролировался, и вещи были очень качественного производства. Вот я помню, те же югославские, финские костюмы и обувь, даже чешская обувь была. Вот эти адидасовские кроссовки, все было действительно настоящее, фирменное. Если это «Adidas», то это был немецкий «Adidas». Все было очень качественное, у меня до сих пор сохранился спортивный костюм, который мне покупали в школе. До сих пор он как новый.

Алма-Атинский общепит.

КОРР: А после института, куда Вы пошли работать? Распределение было или сами?

Фархат Абдраимов: После института я пошел работать по распределению. Здесь в общепит наш, в городскую систему общепита. Я пошел работать в Калининский трест столовых и ресторанов. Это знаете, где сейчас вот акимат Бостандыкского района, там раньше был Калининский райком партии.  Вот там, на 5 этаже находился наш трест, и я был торговым инспектором. В общем, наводил порядок в системе общепита. Никогда не забуду, раньше помните, 1 мая и 7 ноября торговля на улицах была.

КОРР: Булочки, пирожки

Фархат Абдраимов: Да, да. Вот это все мы делали. Общепитовская торговля вся. Людей бедных выгоняли на улицу, представляете с ночи, с трех часов ночи, а в 5 часов утра я должен был проехать и проверить готовность. И я помню, сейчас скажу, 89-й год 1 мая вечером нормально было все. А я утром, в 5 утра вылетаю из подъезда, и как поехал, а, снег выпал как раз на 1 мая. Это было, сейчас скажу, да, 89-й год. 1 мая выпал снег, тогда много деревьев завалило.

Спитакское землетрясение.

Фархат Абдраимов: Потом случилось землетрясение в Армении и меня, как молодого специалиста отправили в Армению. Я помню этот ужас. Когда мы прилетели в Ленинакан, там город был весть буквально в развалинах. Дома, наши панельные дома 4-этажные, их как ножом срезали просто. Или они просто превращались в руины, или половинка, знаете, как ножом. Это был кошмар. Когда мы приехали туда, я помню, первую ночь негде было ночевать даже. Я помню, мы постелили солому и  на снег сверху положили брезент, и укрылись брезентом. Я утром, когда проснулся, я думал, что если мне сейчас по глазу ударят, он рассыпается просто-напросто.

КОРР: А Вас зачем туда отправляли?

Фархат Абдраимов: А мы кормили людей. Нас 20 человек туда отправили, я помню. Мы там организовали полевую кухню, потому что очень много было рабочих, со всей страны же приехали  помогать. Там надо было организовывать кухни. Я помню, мы поселились там памятник такой «Мать Армении» — женщина стояла с мечом, она, интересно, не упала. И там было такое кафе, и мы его под это дело, под полевую кухню приспособили. Потом привезли юрты, и мы в юртах жили. Классные юрты. Я тогда первый раз пожил в юрте. И, между прочим, оказывается великолепное жилье. Вот там стояли буржуйки, и мы постоянно открывали верхушки, потому что жара невозможная стояла. И мы жили в юртах. Вот эту Армению как вспомню, это кошмар. Вообще землетрясение — это страшное дело. Там 8-9 баллов, там просто все развалилось. Единственное, гостиница осталась «Феникс», она была, знаете, из стекла и металлоконструкции, потом она немножко покосилась и ее взорвали.

КОРР: Страшные вещи Вы рассказываете.

Фархат Абдраимов: Да конечно, страшные. Я почему, у нас же тоже сейсмическая зона, не дай бог, все посыплется. 

КОРР: А вообще боитесь землетрясений?

Фархат Абдраимов: А кто его не боится, конечно, боимся.  А у нас, видите, понастроили этих небоскребов. Я не разбираюсь в строительстве, но мне кажется, у нас не дай бог, конечно, тьфу-тьфу, так это все посыплется. 

Перестройка. Новые времена

КОРР: А Перестройку помните?

Фархат Абдраимов: Перестройку помню, да. Как развалили страну, но обрели независимость.

КОРР: А что Вы в это время делали?

Фархат Абдраимов: Как раз, когда Горбачев пришел к власти, помните, антиалкогольная программа была. Бред полный. Я помню, кто-то мне рассказывал, говорит, что пришли на свадьбу в кафе «Меруерт», где Нурбанк сейчас находится, за столом пили минеральную воду, а выходили на улицу и из багажника одной машины доставали алкогольные изделия и употребляли их на улице. Вы представьте себе, сколько погубили виноградников. Вот коньяк до перестройки был вкуснее, чем сейчас. Сейчас того коньяка уже нет просто. Конечно, это на совести Егора Кузьмича Лигачева, он инициатором был.  

В то время анекдот был такой: «У чукчи спрашивают: что такое перестройка? А он отвечает: Это как тайга — наверху дует, а внизу тихо». Помню, во время перестройки у нас началась эпоха дефицита повального. Я как раз работал в ресторанах и помню, что мы раньше болгарские сигареты не брали, в бакалейторге нам их в нагрузку давали. Так мы потом за этими болгарскими сигаретами охотились, блин. Салфеток не было, из посуды были только граненые стаканы, сейчас они опять вошли в моду.

КОРР: Расскажите подробней про свою работу в ресторане.

Фархат Абдраимов: Это, наверное, было самое веселое время. В то время, как сейчас, не было ресторанов на каждом углу. Естественно директор ресторана был уважаемый человек, но перед праздниками ему приходилось даже скрываться. Знакомые все хотят посидеть, а у нас еще там варьете, в общем, доставали по-черному. Работа шла в ресторане. Самое главное, что в то время —  снабжение, тем более дефицит был страшный везде, все приходилось добывать, чуть ли не зубами ту же водку, потому что водки не было. Водкой торговали в «турчатнике». Берешь с одной базы, идешь на другую к товароведам с этой базы, идешь на другую, там тебе дают дефицит, ты везешь в ресторан, и потом начинается торговля. В то время можно было кем угодно работать в ресторане, начиная от швейцара и кончая там заведующим производства, все очень хорошо зарабатывали. Почему, потому что было попасть очень трудно. Швейцар, как я потом выяснил, берет червонец,  а нет, два рубля за вход. Представляешь, сколько он народу за день может запустить. Официантки все торгуют левой водкой, то есть водка есть в буфете, а они еще приносили свою, в общем, кто на что был горазд. В общем, было весело. Я никогда не забуду как один раз, меня утром только назначили, я приезжаю, и мне заведующий производством говорит: «Все, отравление. Пять человек увезли в тяжелом состоянии  в больницу инфекционную». Я обалдел. Вы представляете себе, мне всего 24 года. Я быстро несусь в эту больницу и представляю, как меня уже арестовывают, сажают в тюрьму. Прихожу к главврачу и говорю: «Знаете, вечером с гостиницы «Алатау» к вам отвезли пятерых, они отравились». Она говорит: «Сейчас узнаю». Звонит врач, и я слышу по селектору: «В 6 утра довольные и веселые убежали обратно в гостиницу. Естественно я приезжаю обратно в гостиницу там уже, по-моему, вся санэпидстанция собралась. Потом я выясняю, что все эти пятеро из Таджикистана, мы начали ходить по номерам. А у них вся гостиница — 1000 человек ели и никто ничего, а эти пятеро отравились. Потом я смотрю, у них на подоконнике, а я в присутствии врачей и  говорю: «Вот на тарелочке колбаса, типа наши казы, но таджикские. Они, оказывается, с собой привезли, видимо, испортилась колбаса, они ее съели и отравились». Это было вообще фантастически, как я пережил. Я реально уже думал, как меня сажают в тюрьму за это, на самом деле.

КОРР: А помните, как рубли на тенге меняли?

Фархат Абдраимов: Рубли на тенге меняли, помню, конечно. Это же совсем недавно было.

КОРР: Что с вашими сбережениями произошло?

Фархат Абдраимов: У меня сбережений таких особых не было, но вот с родительскими сбережениями произошло — они все просто пропали. Я помню, когда Павлов клятвенно уверял, что ничего не будет и когда меняли, помните, 100-рублевые купюры, а у меня напротив окна сберкасса, и я буквально за неделю до этого вижу, что они вдруг начали варить решетки. А раньше в сберкассах просто стеклянное окошко было, а тут они вдруг ни с того ни с сего стали варить такие из толстой стали решетки. Конкретно кассирш огораживали.  Я думаю, что такое, что они вдруг в целях безопасности что ли? А они готовились за неделю к этой реформе, когда Павлов отдавал свою руку на отсечение, говорил, что никакой реформы не будет. Они делали это для того, чтобы люди не снесли эту сберкассу.

Фара-киноактер.

Фархат Абдраимов: С началом перестройки туристы перестали ездить, и я оттуда ушел. Меня долго уговаривали остаться, но одно дело, когда в день по 1000 туристов, а тут в один день 50. Я говорю: «Все, скоро можно будет закрываться». Потом гостиницу закрыли, а я ушел в кино, повезло просто. Тогда Карпыков начинал снимать картину «Тот, кто нежнее» она называлась. А рабочее название было «Гороскоп для скорпиона». Это была первая совместная казахстанско-российская картина. Меня случайно на улице встретил ассистент режиссера и говорит: «Вы знаете, у Вас такая внешность необычная, может, Вы сниметесь в кино?». Я еще так засмеялся. В общем, попал я к Карпыкову. Первоначальная роль была вообще без слов, там я был членом банды Андрея Ростоцкого. Мы поехали на съемки. На Чарыне два месяца снимали, было очень весело. Пили много, как у Довлатова: «до самозабвения и галлюцинаций». Съемки шли великолепно, и потом Абай что-то весь сценарий переделал и на следующий год досняли картину, я там был как главный герой. Вот так вот с легкой руки Карпыкова я попал в кино. Это был 94 год. Ну, а дальше пошло-поехало. Дальше Вы сами знаете.

КОРР: А о работе в кино какое у Вас самое яркое впечатление?

Фархат Абдраимов: Самое яркое впечатление о работе в кино — это, наверное, XXI московский кинофестиваль, когда мне вручили Гран-при за  картину «Фара». Вот это самое яркое впечатление.

КОРР: Ну, расскажите

Фархат Абдраимов: А что рассказывать приехал, наградили, уехал.

КОРР: Ну, как было, волновались — не волновались?

Фархат Абдраимов: Естественно волновался. Меня срочно вызвали, ночью позвонили, сказали: «Вылетай». И все.  Я вылетел. Утром прилетел, вечером церемония, мне вручили статуэтку святого Георгия Победоносца. Я вышел, пролепетал что-то со сцены. Потом Абай сказал, что нормально сказал. Тогда я познакомился с Михалковым, он же президент кинофестиваля. Ален Делон приезжал, потом была французская актриса какая-то, членом жюри был оператор, который снимал «Терминатора» — Адам Гринберг. Чекворов покойный, он был председателем жюри, по-моему.

В общем, самое яркое событие, когда есть результат работы. Как отметили? После церемонии закрытия все поехали в «Эрмитаж» в Москве, знаете, да? Там и отметили. Грандиозно просто. Вся тусовка поехала туда, Кристина была, в общем, вся киношная тусовка. Мы здорово все отметили. Помню тогда я познакомился с Олегом Меньшиковым, все поздравляли, естественно. Отметили хорошо. На следующий день все это закончилось, разлетелись по домам очень довольные. Правда, здесь тоже, когда я приехал  было много поздравлений. Помню, даже директор киностудии, был такой у нас Касымжанов, он закатил банкет по этому поводу, тоже было приятно. Было приятно то, что действительно, я считаю это не только своей, а, в общем-то, это заслуга всей группы, потому что работали все. У Карпыкова вообще было две хорошие картины: «Тот, кто нежнее» и «Фара». У него хорошая команда была. Оператор был Беркович Леша. Такая хорошая сложилась команда, к сожалению, Абай улетел в Москву и он сейчас там тоже сериалы снимает три или, по-моему, четыре сериала снял и неплохих. Саша Баранов тоже улетел сейчас, вот «Участок» смотрели, «Громовы» — Саша все снимал. Я его последний раз на «Мосфильме» встретил, с»

Тася РЕЙВ